Украинский вопрос как супероружие Фанара. Вселенский Патриарх играет и выигрывает на чужой территории

Дмитро САВВІН. — "Портал-Credo.Ru", 8 червня 2010 року (рос.)

Визит Константинопольского Патриарха Варфоломея в Россию большинством журналистов, политологов и иных аналитиков воспринимался как событие a priori эпохальное. По этой причине по итогам визита ждали неких исторических заявлений. Атмосфера была наэлектризована. Между тем, визит подошел к концу, и… ничего не взорвалось.

Уже под самый занавес из нескольких слов Патриарха Варфоломея, который призвал украинских раскольников "возвращаться в каноническую Церковь", попытались было сделать сенсацию, но вышло как-то несерьезно. Ибо решительно ничего эти слова не изменили. То, что Фанар по ряду причин (о них ниже) не будет в ближайшее время давать зеленый свет украинским автокефалистам, стало понятно еще в 2008 г., по окончании празднования 1020-летия Крещения Руси. А все остальное даже и не вторично.

Из всех авторов, так или иначе комментировавших встречу Патриархов Варфоломея и Кирилла на русской земле, лишь один (Яков Кротов) честно признался, что ему "неясно", что же, все-таки, произошло.

Со своей стороны, осмелюсь предположить следующее: то, что множество людей искало некую потаенную "изюминку" визита Константинопольского Патриарха в РФ и так ее и не нашло, с высокой долей вероятности свидетельствует о том, что ее и не было. И как раз в этом-то и заключается однозначный успех и торжество Фанара.

В настоящий момент главная проблема Константинопольского патриархата заключается в его двойственном и парадоксальном статусе в православном мире. Такая ситуация сформировалась окончательно лишь в XX веке, и является вызовом, во многом для Константинополя новым.

На протяжении всего византийского периода Константинопольские Патриархи занимали вполне определенное и недвусмысленное положение. Они шли первыми (за Римом, а после западного раскола и вовсе первыми) в диптихах, и это первенство подтверждалось их реальными влиянием в православном мире: духовный, интеллектуальный и социально-политический вес Константинополя был для этого достаточно велик. При этом постепенный упадок Восточной Римской Империи (Византии), в известном смысле, благоприятно сказался на статусе Константинопольских Патриархов. Слабеющей императорской власти становилось труднее вмешиваться во внутрицерковные дела, но главное, территория Империи сокращалась, а канонические границы Церкви оставались прежними. И в этих условиях именно патриархат, а не институт императорской власти, становился центром притяжении "ромейского" мира, православного и эллинистического одновременно.

Этот процесс, правда, был сопряжен с определенными "издержками": молодые православные государства, вырывавшиеся из-под имперского влияния, стремились к получению автокефалии для своих Церквей, что, конечно, снижало степень влияния Константинополя. И, быть может, это привело бы к закономерному умалению роли первой имперской кафедры, если бы помощь не пришла из самого неожиданного источника – от турок.

Турки-османы, разрушив Империю (которая исторически позиционировала себя как внешнюю ограду Церкви), оказали – в политическом смысле – две очень важные услуги патриархату. Во-первых, Константинопольский Патриарх получил статус главы христианского миллета – то есть официального духовного, а равно и административного руководителя всех православных христиан, находящихся под властью султана. Таким образом, опираясь на поддержку Османской державы, Константинопольский патриархат мог решать в административном порядке все церковные вопросы в свою пользу – к вящей славе самого себя. Во-вторых, турки подчинили себе большую часть молодых православных государств, претендовавших на создание собственных автокефальных Церквей. По вышеописанному порядку, все церковные дела во всех турецких владениях подчинялись Константинополю. Пользуясь этим, греки без особых угрызений совести начали давить автокефальные и автономные Поместные Церкви, при этом подвергая их активной эллинизации.

Разумеется, существование Константинопольского патриархата под османской властью было весьма и весьма непростым. Тем не менее, в этот период Вселенские Патриархи достигают наибольшего контроля над церковным пространством бывшей имперской православной ойкумены. Более того, в определенные моменты патриаршую власть греки начинали ассоциировать с императорской. Неслучайно в обращениях к первосвятителю епископы называли его "своим правителем, своим Императором и Патриархом". Таким образом, церковное лидерство Константинополя становится бесспорным. Одновременно с этим растет и политическое влияние Вселенского патриархата среди православных общин, находящихся под властью султана (а это, не более и не менее, четыре исторических православных патриархата из пяти изначальных). Константинопольский Патриарх волей-неволей становится олицетворением фанариотской "Великой Идеи" – идеи возрождения эллинистической Империи.

Эта система стала рушиться вместе с породившей ее Османской державой. Первым существенным ударом по ней стало создание автокефальной Греческой Церкви, которую в 1850 г. Константинополь вынужден был признать. Так, из-под контроля Фанара было выведено православное общество, которое на протяжении всего периода османского владычества было основным стержнем Вселенского патриархата и главным носителем фанариотской "Великой Идеи". Константинопольские Патриархи стали походить на полководцев без армии. Окончательно это положение закрепила греко-турецкая война 1919-22 гг. и последовавший за ней обмен населения. Пала Османская держава, а вместе с ней исчезла и система миллетов; Константинопольские Патриархи, сохранявшие ранее статус глав греко-православной общины, отныне были низведены до уровня мелких "служителей культа". Обмен населением уничтожил этническую основу паствы Вселенского патриархата в Турции.

Тогда впервые за всю свою историю Константинопольские Патриархи оказались в неопределенном и двусмысленном положении. И во времена Православной Империи, и во времена османов их первенство было официально утверждено и имело под собой как церковные, так и социально-политические основания. Теперь это первенство Константинополя превратилось в исторический реликт. Естественно, в новых условиях начались активные поиски путей, позволяющие отстоять свой первенствующий статус. Именно эти поиски завели Вселенский патриархат на кривые тропки экуменизма. Начала вырабатываться новая "Великая Идея" Фанара – о том, что она представляла и представляет собой в настоящий момент, здесь говорить излишне. Однако было очевидным, что для ее реализации Вселенскому патриархату нужны были даже не просто поддержка и признание – требовалось бесспорное и непоколебимое каноническое обоснование новой константинопольской программы. Также стало очевидным и то, что такое обоснование может дать – учитывая радикальность и новизну программы – только новый Вселенский Собор.

Уже в 1920-е гг. начались попытки его созыва. И тогда же со всей очевидностью стало ясно, что провести его так, как хочется Константинополю, без поддержки Русской Церкви, не получится. А получить эту поддержку очень сложно…

С точки зрения Русской Православной Церкви Московского патриархата, в новом Вселенском Соборе особой нужды нет. Собор, где равный голос с Московской патриархией (а в ряде случаев, и первенство) получат крошечные Церкви-анклавы с седой историей, не выглядит особо привлекательным. Улучшить положение РПЦ МП он едва ли сможет. Зато вполне может вылиться в усиления Константинополя, а практически неизбежные модернистские реформы не могут не спровоцировать нового раскола. Вынудить РПЦ МП пойти за Константинополем, для которого Великий и святой Собор Вселенской Церкви – это третья в его истории "Великая Идея" (после имперской идеи, и идеи эллинизма османского периода) – очень сложно. И тут вдруг случилась… Случилась Украина!

Как известно, автокефалистские стремления в церковной жизни Украины вновь начали набирать силу после 1991 г. С того же 1991 г. украинское государство более или менее активно эти стремления поддерживало. В итоге, УПЦ МП получила права расширенной автономии (де факто автокефалии) – и это не считая существующих в настоящий момент УАПЦ и УПЦ КП. Также известно и то противостояние – своеобразная борьба за "каноническую территорию", – которое существует между РПЦ МП и Константинополем. В этой связи, многие рассчитывали на то, что Фанар в Украине рано или поздно подставит Чистому переулку подножку, например, поддержав автокефалистов.

И, судя по всему, такая перспектива рассматривалась и Вселенским патриархатом. Торжества по случаю 1020-летия Крещения Руси, проходившие в Киеве, стали для Патриарха Варфоломея своеобразной разведкой боем. И результаты этой разведки были вполне очевидными: в Украине многие хотят полной автокефалии. Хотят не уйти от Москвы к Константинополю (как это было, например, в Эстонии или Великобритании), а желают именно полной независимости. Циркулировали слухи (более похожие на классический слив информации) о том, что Варфоломей готов был взять под свой омофор, например, УПЦ КП (на правах митрополии). Однако последним этого было слишком мало: они хотят автокефалии. Тем более, это не надо и УПЦ МП: тут фактическая автокефалия уже есть, и остается лишь добиться ее признания. Стало определенно ясно: Константинополь может помочь становлению украинской церковной независимости, но установить свой контроль над церковной жизнью Украины он не сможет. Будет ли Украинская Церковь подчиняться Московскому патриархату, или же будет независима – в любом случае, Фанару она подчиняться не будет точно. При этом для РПЦ МП Украина имеет чрезвычайно важное значение: это и древние святыни, и около половины всех приходов, и многое другое. Кроме того, появление автокефальной каноничной Украинской Церкви означает, что в "мировом православии" станет одним сильным и влиятельным голосом больше – и эти сила и влияние будут вычтены из силы и влияния РПЦ МП.

В этой ситуации единственным способом, каким Фанар мог эксплуатировать украинскую тему, стало сознательное использование ее для давления на Московскую патриархию – прежде всего, в интересах "правильной" подготовки грядущего "Великого и святого Собора Православной Церкви". Комбинация для Константинополя идеальная, ведь самое лучшее в дипломатии – это дарить то, что тебе не принадлежит. Именно так и выходит с Украиной, которая таким образом превратилась в некое "супероружие" константинопольской дипломатии. Фанар, который никак, в сущности, не может контролировать ни одну из украинских церковных юрисдикций, дарит Украину Чистому переулку – и получает за этот вполне виртуальный подарок вполне реальные выгоды. Именно на этом, судя по всему, и строилось так называемое "потепление" в отношениях между Московской патриархией и Константинополем. При этом такой "подарок" Константинополь ни к чему не обязывает: пара слов, произнесенные напоследок в интервью – это всего лишь частное мнение, которое в случае нужды можно изменить на 180 градусов.

Таким образом, тот информационный штиль, который сопровождал визит Патриарха Варфоломея, следует рассматривать как признак того, что все идет по плану. Тому плану, который выработал Фанар. Константинополь сумел заставить Московскую патриархию расплачиваться за сохранение нынешнего статус-кво в Украине вполне реальными и существенными уступками. Наступательную позицию занимает именно Константинополь. Для того, чтобы суметь ему противостоять, Патриарху Кириллу пришлось бы принципиально пересмотреть многое в нынешнем административном устройстве РПЦ МП и методах церковной дипломатии (в частности, в вопросах, связанных с экуменическим движением). Но едва ли он на это пойдет. А стало быть, Фанар, стремящийся к реализации своей новой "Великой Идеи", будет успевать играть на опережение.