Юрий Решетников: Не хотелось бы, чтобы человек, называющий грех грехом, попадал в тюрьму
Нина КРАСНОВА. — «Коментарии:», 5 февраля 2010 года
Юрий Евгеньевич, в Верховную Раду подан проект изменений в Закон «О свободе совести и религиозных организациях». Там появилась глава, запрещающая деятельность «тоталитарных сект». Кроме того, народные депутаты попытались дать толкование этому понятию. Это уже не первая подобная попытка. Насколько удачен данный законопроект?
Определение «тоталитарная секта», предложенное в законопроекте, на мой взгляд, слишком размытое. Мне кажется, что людям, готовившим этот документ, стоило бы посоветоваться как минимум с представителями религиозных кругов. Ведь сегодня ни украинское законодательство, ни академическое религиоведение не оперируют таким понятием, как «секта». Потому что это понятие носит откровенно негативный оттенок и в серьезном научном и юридическом обществе не употребляется.
Теперь о попытке внести изменения в Закон «О свободе слова и религиозных организациях». Этот документ был принят 18 лет назад, и, конечно, он требует усовершенствования. Однако, учитывая деликатность отношений между государством и церковью, церковное сообщество очень осторожно относится к вопросам внесения изменений в действующий закон. Так, при участии представителей церковно-религиозных организаций наш комитет разработал новую редакцию этого нормативного акта, которая уже прошла Венецианскую комиссию. Но поскольку политическая ситуация сегодня слабо прогнозируема, нет уверенности в том, что из парламента закон выйдет в том же виде, в котором был написан, церковное сообщество обратилось к премьер-министру Украины с просьбой отсрочить внесение документа в Верховную Раду. Правительство и премьер-министр отнеслись к этому с пониманием. Будем ждать момента, когда это окажется уместно.
Вы не считаете, что нужно ограничить деятельность религиозных организаций, по отношению к которым в обществе сложилось негативное отношение?
Вопрос в том, что значит негативное отношение. В этом кабинете побывали очень разные люди: родители, чьи дети находятся под влиянием новых религиозных течений, родители, обеспокоенные тем, что их дети выбрали путь монашества в грекокатолическом монастыре, и даже мама, встревоженная тем, что ее сын в возрасте 41 года ушел монахом в Киево-Печерскую лавру. Она считает, что он не мог сознательно принять такое решение, и подозревает, что на него кто-то повлиял. Поэтому негативное отношение — это не критерий. Другое дело, что есть закон, и в случае, если религиозная организация его нарушает, применяются определенные санкции. Если же просто кому-то что-то не нравится, это не повод запрещать людям верить так, как они считают нужным. Мне кажется, наше общество, пройдя долгий путь с единственной разрешенной идеологией, должно очень осторожно относиться к таким вещам.
А вот церковь Сандея Аделаджи пикетировала ваш комитет...
Не наш комитет, а Кабинет министров. Но после того, как его прихожанам объяснили, что речь идет не о преследованиях за религиозные убеждения, а об уголовном деле относительно физического лица по имени Сандей Аделаджа, пикеты прекратились. Нет никаких попыток закрыть церковь. Есть конкретные люди, подозреваемые в правонарушениях в экономической сфере, не имеющих никакого отношения к религиозной деятельности.
В прошлом году религиозным общинам было передано 160 культовых помещений. Есть ли план передачи на этот год?
Тут никакого плана быть не может, потому что все, что государство могло безболезненно передать, уже передано. Осталось 167 объектов в государственной собственности и еще ряд — в коммунальной; те, в которых расположены школы, музеи и т.д. То есть для того, чтобы передать эти здания, организации, которые в них работают, нужно куда-то переселить. А значит, построить новые помещения. Для того чтобы такой процесс сделать более прогнозируемым, нашим комитетом подготовлен законопроект «О возвращении культового имущества», но сегодня по тем же причинам, о которых я говорил выше, он не рассматривается.
А как вы относитесь к ситуации, когда у церкви два хозяина — музей и церковная община? И музейщики, например, волнуются о сохранности памятника.
Конечно, государство заинтересовано в сохранении своего национального достояния. Но нужно честно признать — то, что мы сегодня называем таковым, в XIX и в начале XX века было построено церковью и для церкви. Тогда еще не было госслужбы по охране памятников, не было Министерства культуры и туризма, а была церковь, которая все эти памятники сохраняла. Смотрите, сколько времени стоит в лесах Николаевский костел, там никак не закончится реставрация. Церковь готова вложить свои деньги и закончить работы, но только при условии, что костел станет ее собственностью. Вы же не будете делать ремонт в квартире соседа, даже если вы его очень любите. Кроме того, церковь даже не возражает, чтобы там был органный зал и проводились концерты. Так, может, стоит все-таки передать костел? А для музеев строить новые помещения. Потому что не очень правильно, когда, например, в церкви в Переяславе-Хмельницком находится диорама «Битва за Днепр». Для диорамы можно было бы найти более адекватное помещение.
Как вы считаете, достаточно ли толерантны сегодня разные конфессии по отношению друг к другу?
Понимаете, это зависит от отдельно взятого человека — может ли он быть толерантным. Буквально сегодня я и еще несколько представителей правительственных структур были на молитвенном мероприятии, которое проводили разные христианские церкви. Это было завершение молитвенной недели за единство христиан. Совершенно нормально, когда церкви совместно проводят такие мероприятия. А государство, создав 12 лет назад Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций, заложило очень хороший фундамент для развития сотрудничества и толерантных отношений между ними.
Но, например, в православных храмах нельзя молиться за протестантов.
Дело в том, что по каноническим предписаниям действительно православным запрещено молиться за так называемых инославных. Я спокойно отношусь к тому, что люди остаются верными тому, что требует от них канон, однако это не мешает им находиться на общих христианских мероприятиях. Главное, чтобы мы толерантно искали те или иные формы сотрудничества.
А что вы можете сказать о толерантности верующих по отношению к неверующим или, например, к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией? Не так давно одна из церквей устроила марш против гомосексуалистов.
Давайте говорить о тех ценностях, которые веками были в нас заложены и пренебрежение которыми ставит под сомнение наше будущее.
Но мы ведь стремимся в Европу...
Безусловно. Но это не означает, что мы должны брать из Европы самое плохое; оттуда надо брать самое лучшее. Кроме того, мы сами можем с Европой многим поделиться, ведь когда мы говорим об интеграции, то надо понимать, что этот процесс взаимный.
Мы ведь только что говорили о толерантности...
Если человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией придет в любую церковь, его оттуда никто не выгонит, не оскорбит и т.д. Но мы говорим о другом. Есть попытка навязать большинству, которое вступает в брак и рожает детей, какие-то другие ценности под видом борьбы за права человека. Поэтому, когда верующие люди заявляют о своей позиции, это нормально. Почему, когда геи выходят на улицу — это хорошо, а когда верующие — нет? Верующие тоже могут выйти и высказать свою точку зрения.
Они делают это достаточно агрессивно. Листовки, которые они раздавали, содержали не по-христиански грубый текст.
Они что, кого-то побили? Нет. Они сказали, что люди с нетрадиционной ориентацией — второго сорта? Нет. А листовки содержали в себе оценку не людей, а явления. Оценка эта не ими придумана, она библейская. И если мы говорим, что большинство граждан в нашей стране исповедуют христианство, то это не просто красивый лозунг. Нам не хотелось бы, чтобы мы докатились до того, что человек, называющий грех грехом, попадал в тюрьму, как в некоторых странах.
