• Главная
  • Мониторинг
  • Праздник Рождества Христова на Востоке и на Западе: исторические и богословские аспекты...

Праздник Рождества Христова на Востоке и на Западе: исторические и богословские аспекты

25.12.2011, 00:04

В Рождество христиане празднуют тайну пришествия Бога во плоти как обетование и гарантию того, что еще ожидают: что Бог будет во всем человечестве и что человечество станет Богом. В Иисусе Творец стал тварью, Вечный стал смертным, Всесильный стал бессильным – для того, чтобы человек мог стать Сыном Божьим. Это тот «чудесный обмен», которым отцы Церкви пытались объяснить своим современникам событие, которое, если и не изменило хода истории, то наделило историю смыслом.

В прошлом, 2010-м году Успенские чтения были посвящены осмыслению христианского праздника во всех его аспектах: богослужебном, богословском, миссионерском. В нашем выступлении мы попытались тогда понять эсхатологический смысл христианского праздника в богословском плане. В этом году тема детства, в ее евангельском смысле, дает нам повод углубить понимание празднования Рождества Христова как памятования тайны Воплощения, и одновременно как ожидания Второго Пришествия Спасителя, в восточной и западной традициях.

В Рождество христиане празднуют тайну пришествия Бога во плоти как обетование и гарантию того, что еще ожидают: что Бог будет во всем человечестве и что человечество станет Богом. В Иисусе Творец стал тварью, Вечный стал смертным, Всесильный стал бессильным – для того, чтобы человек мог стать Сыном Божьим. Это тот «чудесный обмен», которым отцы Церкви пытались объяснить своим современникам событие, которое, если и не изменило хода истории, то наделило историю смыслом.

Такое понимание тайны Рождества является общим для всех Церквей, но на Востоке и Западе имеет разные оттенки и акценты. В соответствии с различными литургическими, духовными, богословскими, иконографическими и музыкальными традициями, Церкви стараются выразить невыразимое содержание веры: Бог пришел к людям в Сыне, Эммануиле, Боге-с-нами. Провозглашение Рождества во всех Церквах общее, но связь праздника с жизнью выражается по разномут на Востоке и Западе. Сегодня Церкви часто испытывают трудности в сообщении духовных богатств своей двухтысячелетней традиции современному секулярному миру, в котором шаткость сочетания традиционных ценностей с моделями нерелигиозной жизни создает конфликты и напряженность. Взгляд на историю рождественских традиций на христианском Западе и на христианском Востоке поможет нам лучше понять и сегодняшний день.

Фундаментальное событие истории спасения – старадания, смерть и воскресение Иисуса Христа. Это составляет собой ядро вести (kerygma) самой ранней Церкви, след которой мы имеем, например, в проповеди апостола Петра в Деяниях Апостолов (Деян 2:22-24), или, например, в Первом послании апостола Павла к Коринфянам (1Кор 15:1-5). Самое древнее Евангелие, Евангелие от Марка, не сообщает ничего о рождестве Иисуса. Об этом говорят Евангелия от Матфея и от Луки, с определенной богословской целью: согласно Матфею, в рождении Младенца от Девы Марии в Вифлееме исполняются пророчества Исайи (Ис 7:14) и Михея (Мих 5:1-3); в Евангелии от Луки Ветхий и Новый Заветы сходятся в образе кротких бедняков Израиля (anawim), принимающих Младенца-Мессию и видят в Нем исполнение божественного обетования, как об этом поют Magnificat Марии, Benedictus Захарии, Nunc dimittis Симеона. Событие рождества Иисуса понимается в свете пасхального завершения. Сведения о детстве Иисуса весьма скудны в евангельских рассказах. Апокрифические писания, такие как Протоевангелие от Иакова (втор. пол. II в.), Вознесение Исайи (II в.), Деяния Петра (конец II – нач. III вв.) и, гораздо позднее, Евангелие от Псевдо-Матфея (VIII-IX вв.) и Книга о рождестве Марии, пытаются заполнить эту лакуну.

Установление праздника Рождества следует относить к первой половине IV века. Некоторые связывают это с догматом, определенным в Никее (325 г.), в котором признавалось, что Сын – «той же природы, что и Отец»1. Хронография Дионисия Филокалы, каллиграфы папы Дамаса свидетельствует, что в 354 г. в Риме Dies Natalis Christi совершено 25 декабря, в день языческого праздника Natalis Solis invicti, который, таким образом, трансформировался в христианский праздник подлинного «Солнца правды» (Мал 3:20)2, Иисуса Христа, Сына Человеческого, «рожденного от Жены» (Гал 4:4), который пришел от Бога и явился рассказом о самом Боге, Его объяснением, экзегезой (Ин 1:18). Дата 25 декабря, соответствовавшая зимнему солнцевороту, была весьма рано выведена из указаний, рассеянных в евангельских рассказах о детстве (в частности, из служения Захарии в храме в Лк 1:8-9)3. На Востоке в этот же период, 6 января совершался праздник Богоявления, который «замещал» собой египетское празднование рождения Эона, персонифицированной вечности, и сирийский праздник рождения Дионисия. Первое свидетельство об этом мы имеем у языческого историка Аммиана Марцеллина (Rer. Gest. XXI, 2, 5). Иоанн Кассиан Римлянин говорит, что в Египте Богоявление служит воспоминию рождества Иисуса и его крещения (Collationes X, 2); Епифаний Кипрский упоминает три события, содержащиеся в едином празднике: день рождения Христа, поклонение волхвов, брак в Кане (Panarion LI, 16, 18; 9, 13 и 22, 3)4.

В век, когда христианство, хотя и было признанным, но еще не стало в империи религией-гегемоном, совпадение христианских праздников с праздниками, укорененными в языческой религиозной традиции, возможно, отвечало политическому плану примирения различных религий.

Оба праздника – Рождество на Западе и Богоявление на Востоке, разные по происхождению, но единые по содержанию, быстро распространились по всему христианскому миру. На Востоке Рождество начали совершать к концу IV века: Григорий Назианзин подтверждает совершение его в Константинополе в между 379 г. и 381 г.5; в Египте праздник Рождества появляется, видимо, во время епископства Кирилла, вероятно в эпоху Эфесского собора, в самый разгар христологических споров6. В свою очередь, Богоявление постепенно вводится на Западе. Содержание обоих праздников было слегка модифицировано: на Западе в молитве Богоявления в сакраментариях Геласия и Григория появляется тема поклонения волхвов; в Иерусалиме, после введения праздника Рождества, в Богоявлении празднуется уже не рождение, а крещение Христа. В амброзианском гимне In Epiphaniis Domini поется о крещении в Иордане, о «родах девы» (partum virginis), о «волхвах, которых Ты привел прославить Тебя» (“et hoc adoratum die/ praesepe magos duxeris”), о чуде в Кане, где «в амфоры, наполненные водой Ты вселил вкус вина» (“hydriis plenis aquae/ vini saporem infuderis”) и об умножении хлебов7. Западные и восточные мотивы переплетаются.

Введение нового праздничного цикла Рождества-Богоявления повлекло за собой исключительный расцвет гимнографии: вспомним гимны о Рождестве и о Богоявлении Ефрема Сирина8 на Востоке, гимны Амвросия Медиоланского9 и Пруденция10 на Западе. А при папе Льве Великом (440-461) размышление о Рождестве достигает определяющего богословского масштаба, опять же во время христологических споров эпохи Халкидонского собора (451 г.). В Проповедях рождественского цикла он углубляется в тайну Воплощения, рассказывая о спасительной силе события для современной ему общины, собранной на литургию: «Во Христе милосердие сходит к грешникам, истина – к ошибающимся, жизнь – к мертвым, ибо Слово, совечное и равное Отцу в единстве своего божества, приемлет нашу смиренную природу, и сам Бог, рожденный от Бога, рождается человеком от человека»11.

Если на Западе, начиная с XIII века, прежде всего под францисканским влиянием12, народное благочестие больше концентрируется на рождении Младенца в Вифлееме, на живописных человеческих аспектах события Рождества, то на Востоке Рождество удерживает характер «богословского» праздника. «Приблизилось время нашего спасения… Христос-человеколюбец приходит спасти сотворенного им человека», поется на всенощном бдении 24 декабря. «Обновляется тварь, и Бог становится человеком: остается, кем был, приемлет то, чем не был, без смешения и разделения» (вечерня 29 декабря).

Рождество вместе с Богоявлением – один из двух полюсов византийского литургического года (другой, конечно – Пасха). Как и Пасха, Рождество предваряется сорокадневным постом, начинающимся 15 ноября. От 1 декабря мысль о пришествии Господа начинает все более и более наполнять литургию: все значительные праздники включают в себя тропарь, посвященный таинству Рождества13. Два воскресения, предшествующие великому празднику «Рождества по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа», посвящаются памяти, соответственно, Праотцам (всем праведникам Ветхого Завета) и Отцам (предкам Христа по плоти, вплоть до Иосифа, мужа Марии). От 20 декабря все богослужения посвящены приготовлению к Рождеству. Сочельник, 24 декабря – строгий пост, на богослужениях читаются повествования Евангелий о Рождестве. Богослужения сочельника завершаются литургией Василия Великого; в самый день Рождества служится литургия Иоанна Златоуста.

Интересно заметить, что византинские литургические книги дают «Рождеству по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» название «Пасха»: это начало «хождения» Сына Божия среди людей, Его воплощение уже неотторжимо связано с тайной Его страстей, смерти и воскресения. Размышляя о тайне рождения Младенца, восточные гимнографы видят уже исполнение таинства спасения: «Приблизилось время нашего спасения… Христос-человеколюбец приходит спасти сотворенного им человека», поется на всенощном бдении 24 декабря. И далее: «Иосиф, рассматривая величие чудес Божьих, думал увидеть в этом запеленанном Младенце лишь простого человека, но уразумел в Нем истинного Бога, ущедряющего души наши великой милостью». И эта великая милость, которая есть освобождение от уз смерти, вечная жизнь с Богом стала возможной через Воскресение Христа: «Христос рождается, чтобы восстановить Свой падший образ… святые ясли, богоносные пелены: жизнь, обвитая ими, разорвет цепи смерти, заключившей смертных, соделает их нетленными» (24 декабря). Так как все творение Божие охвачено Воскресением Христа, то все оно участвует в событии Его Рождества, всякая плоть воспринята в воплощение Единородного Сына: «Что принесем Тебе, Христе? Ты ради нас на земле человеком явился! Всякая сотворенная Тобою тварь возносит тебе благодарение: ангелы – гимн, небеса – звезду; земля – пещеру; пустыня – ясли; мы же Тебе – Матерь Деву» (25 декабря).

Если обратим внимание на свидетельство изобразительного искусства, с легкостью удостоверимся, что на Западе вплоть до эпохи Возрождения и на иконах на Востоке вплоть до наших дней, представление о Рождестве сохраняет связь с литургическим празднованием и богословским размышлением христианского таинства. Одна из фресок катакомбы святой Присциллы в Риме изображает Деву с Младенцем и неким персонажем, указывающим на звезду. Это самое древнее изображение Рождества (перв. пол. III в.), с совершенно прозрачной аллюзией на пророчество книги Чисел: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля» (Числ 24:17)14.

Восточная иконография Рождества наглядно и трезво показывает свое отличие от пышной иконографии Западе в том, что в первом сохраняется связь с пасхальным таинством: в центре иконы – Младенец, завернутый в пелены, почти как в плащаницу. На Западе, напротив, начиная с XV в. «Младенец Иисус сбросил византийские одежды, чтоб явиться более или менее нагим», – пишет историк искусства эпохи Возрождения Лео Штейнберг. На итальянских иконах, а также в итальянской живописи XII и XIII веков за плечами Младенца – глубокая черная пещера, как пророчество о Гробнице; фигура Матери Божьей – в большом красном плаще: символ божества. Восточная литургия знает, что, если христиане в своей вере не удержат живую связь между Младенцем и Господом, между нищетой и славой, то не смогут понять истины Рождества: «Тот, кто в недрах Отца, как лежит на руках матери?» (25 декабря).

Аналогично, в одном древнем гимне латинской литургии IV века поется: «Когда опускается ночь/ темная и тихая/ оборачивает своим молчанием долины и холмы/ Сын Божий рождается от Девы/ и, послушный воле Отца,/ начинает человеческую жизнь на земле». Послушание воле Отца включено в таинство Воплощения: именно в этом послушании, как провозглашает гимн в Послании к филиппийцам, Единородный Сын, «Единый от Божественной Троицы», «смирил Себя, быв послушен даже до смерти, и смерти крестной» (Фил 2:8). Так таинство пришествия Бога во плоти Иисуса предызображает пасхальное таинство смерти и воскресения Господа и провозглашает эсхатологическое исполнение божественных обетований, которого мы ожидаем в вере: принятие Богом всего человечества. Именно это возвещает апостол Павел в Первом Послании к коринфянам: «Когда же все покорит Ему, тогда и сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем» (1Кор 15:28).

Здесь мы можем спросить себя, а что значит сегодня для нас этот центральный праздник совершения христианского таинства? Что говорит сейчас христианское Рождество людям III тысячелетия, которые как на Востоке, так и на Западе охвачены одной и той же тоской и питают одну и ту же надежду?

В советское время, начиная с первых революционных лет, были запрещены не только рождественские праздненства, но и само упоминание Рождества. Только в 1933 году особым правительственным декретом дозволялось использовать рождественскую елку, но лишь как символ… Нового года! В годы гонений на Церковь литургии совершались тайно по домам, в лагерях и тюрьмах, в местах ссылок. Многие христиане праздновали Рождество и Пасху в невероятных условиях, рискуя потерять работу, свободу, саму жизнь. Этой смелостью они свидетельствовали о христианской надежде – о жизни, исполненной смысла, о красоте, проявляемой в действиях и словах, о ярком свете, озарившем глубокой ночью Вифлеем, который и сегодня сияет в местах, погруженных во мрак страданий и бессмыслицы.

В 1991 году президент России восстановил Рождество как национальный, общегосударственный праздник. Не только для христиан. Это не означает, что теперь надо наклеивать христианские этикетки на каждый аспект социальной жизни человеческого polis’а, этим актом признавалось: радость Рождества есть «радость всем человекам», и никто из нее не исключен, все человечество – адресат божественной любви. «Никто не исключен от участия в этой радости, – писал Лев Великий. – Причина радости едина для всех, ибо Господь наш, разрушивший грех и смерть, как не нашел ни одного невиновного, пришел освободить всех людей. Да ликует святой, ибо близко ему дарование победной пальмовлй ветви; да радуется грешник, ибо ниспослано ему прощенье; да оживет язычник, ибо призван к жизни»15.

Христиане не стремятся заставить других участвовать в своих литургиях, но в то же время они не могут присвоить себе Рождество, лишая его других, не могут заключить в темницу надежду, которая является сердечным желанием других. Эту светлую надежду христиане и сегодня должны провозвещать людям, среди которых живут, жаждущим смысла, живущим ожиданием чего-то, что больше их собственного сердца. Для христиан это значит пребывать среди других в радости того факта, что Бог пришел к нам в Сыне, в Эммануиле. Бог-с-нами не может и никогда не должен становиться Богом-против-других.

Итак, Рождество – не только христианское, но и такое, которое «для всех» – не перестанет гореть, не угаснет, не прекратится вместе с рождественскими скидками, но будет расширяться, порождая там, где «все формы слишком суровы и всякая речь слишком скучна и холодна» – «тихую радость, которая может лишь смеяться и ликовать, словно ребенок»16. Эта глубокая радость – залог более человечной жизни, наполненной связями более аутентичными, уважением к другим, жизни, богатой смыслом, способной действиями и словами выражать красоту и свет – тот свет, что воссиял глубокой ночью в Вифлееме и которому и сегодня сиять во всяком окутатонном сумраком страданий и бессмыслицы месте.

Bibliografia

Ambroise de Milan, Hymnes, texte établi, traduit et annoté sous la direction de J. Fontaine, Cerf, Paris 2008.

Anthologhion di tutto l’anno. Liturgia delle Ore della Chiesa bizantina, 4 voll., a cura di M. B. Artioli, Lipa, Roma 1999-2000.

Bianchi, E., Dare senso al tempo. Le feste cristiane, Edizioni Qiqajon, Bose 2003.

Botte B., Les origines de la Noël et de l’Epiphanie, Louvain 1932 (Textes et études liturgiques 1).

Dorival G.-Boyer J.-P., La Nativité et le temps de Noël. Antiquité et Moyen Age, Publication de l’Université de Provence, 2003.

Leone Magno, I sermoni del ciclo natalizio, introduzione critica e costituzione del testo di E. Montanari, traduzione di M. Naldini, introduzione e commento di M. Pratesi, Nardini editore, Fiesole 1998.

De Halleux A., La Nativité et l’Epiphanie dans le dialogue unioniste du VIIe au XIVe siècle, « Ephemerides Theologicae Lovanienses » 68 (1992), pp. 5-37.

Dubarle A.-M., Noël, Epiphanie, retour du Christ, Paris 1967 (Lex orandi 40).

La tradizione del Natale nell’Oriente cristiano, testi di Giuseppe Barbieri, Giovanna Parravicini, Irina Šalina, Vladimir Sarab’janov, Engelina S. Smirnova, Banca Intesa, Vicenza 2005.

Forster H., Die Feier der Geburt Christi in der Alten Kirche, Mohr, Tubingen 2000

Mercenier, F. – Paris, F., La prière des églises de rite byzantin I. L’office divin, la liturgie, les sacrements, Chevetogne : Editions de Chevetogne, 1937.

Raquez, O., “Roma Orientalis”. Approcci al patrimonio delle Chiese d’Oriente, Lipa, Roma 2000.

Доклад на международных Успенских чтениях, Киево-Печерская лавра, сентябрь 2011.

Перевод с итальянского: игумен Арсений (Соколов).

Примечания

1 См. критику этой гипотезы у Forster, Die Feier, pp. 2-3.

2 В Синодальном переводе: 4:2. – Прим. пер.

3 См., напр., у Иоанна Златоуста, в A lode del concepimento di san Giovanni Battista 1, PG 50,789.

4 См. C. Gianotto, L’origine de la fête de Noël au IVe siècle, in Dorival-Boyer, La Nativité, pp. 65-79.

5 Discorso 39,14; см. также у Григория Нисского: Per il battesimo di Cristo (Gregorii Nisseni Opera 9,223).

6 Botte, Origines, p. 12.

7 Ambroise, Hymnes.

8 E. Beck, Des heiligen Ephraem des Syrers Hymnen de Nativitate (Epiphania), Louvain 1959 (CSCO 186-187 =Syr 82-83).

9 Ambroise, Hymnes, pp. 335-359.

10 Cathemerinon liber XI-XII, in Corpus Christianorum. Series Latina 126, a cura di M. P. Cunningham, Turnhout-Paris 1966.

11 “… in Christo ipsa ad peccatores misericordia, ipsa ad errantes veritas, ipsa ad mortuos vita descendit, ut verbum illud coaeternum et aequale genitori in unitatem deitatis suae naturam nostrae humilitatis adsumeret, et Deus de Deo natus, idem etiam homo de homine nasceretur” (Sermones de Natale Dominu et de Epiphania 4 [XXIV],1,1).

12 См. Ch. M. de la Roncière, La Nativité dans la dévotion de saint Françios d’Assise, in Dorival-Boyer, La Nativité, pp. 231-243.

13 Автор, видимо, имеет ввиду песнопение «Христос рождается, славьте! Христос с небес, встречайте!». – Прим. пер.

14 См. J. Guyon La naissance de Jésus dans le premier art chrétien, in Dorival-Boyer, La Nativité, pp. 81-90.

15 “Nemo ab huius alacritatis participatione secernitur, una cunctis laetitiae communis est ratio, quia Dominus noster, peccati mortisque destructor, sicut nullum a reatu liberum repperit, ita liberandis omnibus venit. Exultet sanctus, quia propinquat ad palmam. Gaudeat peccator, quia invitatur ad veniam. Animetur gentilis, quia vocatur ad vitam” (Sermones de Natale Dominu et de Epiphania 1 [XXI],1,1).

16 F. D. E. Schleiermacher, Die Weihnachtsfeier. Ein Gespräch, Halle 1806 (tr. it. La festa di Natale. Un dialogo, a cura di G. Moretto, Queriniana, Brescia 1994, p. 140).

Майнарди Адальберто, монах

"Киевская Русь", 23 декабря 2011