Дискуссия о реформировании богослужения на Руси на рубеже XIX–XX веков

09.03.2011, 11:38

В статье студента Ужгородской богословской академии описывается в самых общих чертах дискуссия вокруг реформирования богослужения, которая велась на рубеже XIX–XX веков. Сторонниками богослужебных реформ были многие выдающиеся деятели Русской Церкви. Несмотря на это, и сегодня, спустя более чем сто лет, большинство вопросов, поднимавшихся российскими иерархами и просто неравнодушными людьми, еще ожидают своего решения…

В статье студента Ужгородской богословской академии описывается в самых общих чертах дискуссия вокруг реформирования богослужения, которая велась на рубеже XIX–XX веков. Сторонниками богослужебных реформ были многие выдающиеся деятели Русской Церкви. Несмотря на это, и сегодня, спустя более чем сто лет, большинство вопросов, поднимавшихся российскими иерархами и просто неравнодушными людьми, еще ожидают своего решения…

Прежде чем приступить к рассмотрению вопроса о состояния богослужения к началу XX века, при этом прибегая за помощью к таким официальным документам, как «Отзывы епархиальных архиереев», нельзя не затронуть исторический аспект возникновения такой проблемы - реформу богослужения, а также то, что послужило причиной появления документов, которые в наше время были почти забыты, а в свое время сыграли решающую роль в проведении церковной реформы на Поместном Соборе 1917–1918 гг.

Вопрос о реформе различных сторон богослужения (устав, богослужебный язык, исправление книг и т. д.) был актуален не только в начале XX века. Если заглянуть в историю Русской Церкви, то в самом центре сознания явится раскол XVII века. И не только потому, что он оказался решительным событием в преддверии Петровских реформ, но и потому, что выявил некоторые черты - как положительные, так и отрицательные - в русском православии того времени. Более подробное рассмотрение раскола не является целью данной работы, да и очень многое о нем уже сказано. Но и умолчать о нем здесь нельзя. Протоиерей Иоанн Мейендорф, затрагивая вопрос о расколе XVII века, пишет: «Впервые во всей истории христианства сам принцип изменяемости богослужения как будто бы оспаривался обеими сторонами. Обе они ощущали необходимость правки книг, но они также были уверены в том, что существует единый и незыблемый церковный богослужебный устав, принятый из Византии во времена крещения Руси»[1]. Мнения сторон расходились только в вопросе, обращаться ли к древним книгам или же следовать современной практике Греческой Церкви. Ни та, ни другая сторона не обладали ни необходимыми знаниями, ни практической возможностью проверять современную практику по древним образцам, и поэтому решения патриарха Никона исправлять книги по греческим образцам – было, можно сказать, решением упрощенным, и его впоследствии пришлось навязывать силой. Реакция старообрядцев всем известна…

Но «реформа» Никона была лишь исправлением, а не настоящей реформой. Удивительно то, что участники трагедии XVII в. – как никониане, так и староверы – не имели представления о том, что не только «исправления», но и настоящие реформы богослужения проводились в прошлом, в истории именно Русской Церкви, не вызывая ни сопротивления, ни раскола. Так, можно сказать о переменах, которые имели место в богослужении и Константинопольской Церкви X и XI веков и, несомненно, отражались на Руси, так и сравнительно недавнее (в XIII и XIV вв.) принятие Иерусалимского устава, а также известного «Диатаксиса» патриарха Филофея о служении Божественной Литургии, прошли на Руси вполне безболезненно. Хотя это были реформы куда более значительные, чем «правка книг» при патриархе Никоне. Ведь еще в XVI в. прп. Максимом Греком и Стоглавым Собором предпринимались попытки по исправлению недочетов и ошибок в богослужении, однако эти попытки не принесли должных результатов. И можно сказать, что патриарх Никон просто подвел итог всей этой работы. «Но, видимо, - как снова отмечает о. Иоанн, - во времена татарского ига и правления митрополита Киприана и т. д., когда вводились реформы, между иерархией и народом, клиром и мирянами, государством и Церковью существовала атмосфера органического доверия. Не было всех тех духовных сомнений, страхов и внутренних терзаний, которые оказались так характерны для XVII в.»[2].

И сейчас, рассматривая весь этап истории реформирования богослужения до раскола XVII в. и после него, можно сделать вывод, что именно Никоновская реформа, проведенная довольно жестким и несвойственным Церкви способом, поставила между иерархией и народом, клиром и мирянами стену, которая являет собой непоколебимый образец обрядовой и языковой стороны богослужения.

Однако и перевод комиссии, созданной патриархом Никоном, был далек от совершенства. Это осознавали ученые как во время Синодального периода, так и в начале XX века, и в настоящее время эта проблема остается неразрешенной. Несмотря на то, что многие понимают всю суть проблемі с профессиональной стороны.

В Синодальный период внутрицерковная деятельность под гнетом государственного аппарата немного затухает, однако главная проблема - как донести Божественное Откровение до полноценного понимания его простым народом - оставалась открытой. И духовное просвещение обратилось за помощью прежде всего к славянскому переводу Библии как источнику просвещения. Н.Тальберг пишет: «Недостатки издания Библии, напечатанного почти без перемен в Москве в 1663 г., были очень заметны для многих. Кроме того, и это издание составляло библиографическую редкость»[3].

Исправления начались в 1713 году. Справщики трудились добросовестно и с большой тщательностью. Но по причине многих трудностей и препятствий полную и исправленную Библию смогли напечатать лишь в 1751 году. Нужда в ней была так велика, что за первым изданием (1200 экз.) вскоре понадобились другие (1756, 1757, 1759 гг.), причем первое издание было снова пересмотрено и кое в чем исправлено. Число всех поправок, сделанных с Библии 1663 года, было весьма велико; описанные подробно, они составили книгу не меньше самой Библии.

Также, несмотря на прежние заботы по исправлению богослужения, ко времени учреждения Святейшего Синода еще удерживались некоторые недостатки, связанные или с невежеством и суеверием, или просто с небрежностью. «Духовный регламент», для примера, указывает некоторые из них, и преимущественно направляет внимание именно на искоренение многоголосья и двоегласия, суеверных религиозных обычаев, на очищение церковного богослужения от "лишних" обрядов и молений [4]. В своей ревности к искоренению суеверий правительство порой доходило до крайностей. Вместе с распоряжениями шло исправление богослужебных книг и чинов. Были исправлены: «Чин присоединения раскольников к Церкви» (1720), «Чиновник архиерейского священнослужения» (1721), «Чин избрания и рукоположения архиерейского» и др. Пересматривались «Чин венчания» (1723), «Чин омовения ног» (1765), «Чин Мироварения» (1767)[5].

Однако все эти действия Святейшего Синода в первое столетие его существования практически были обращены только на внешнюю, обрядовую часть богослужения, и никак не помогли приблизить православное богослужение к народному пониманию, а может, даже и наоборот: еще более возвысили преграду между простым молящимся народом и церковной иерархией.

Образованные и благочестивые мужи, искренне заботящиеся о том, чтобы Слово Божье во всей своей полноте было проповедано всем людям, понимали, что следующим шагом должен быть еще более доступный для понимания текст Священного Писания, а потом и богослужения.

Славянский перевод Библии, далеко отстоящий от общеупотребительного языка, был малопонятен большинству. А между тем с развитием духовного просвещения более и более чувствовалась нужда в ясном понимании Слова Божия. Отсюда возникли попытки перевода Священного Писания на русский язык. Еще святитель Тихон Задонский (1764) считал нужным и сам решался переводить на русский язык Псалтирь с еврейского и Новый Завет с греческого текстов. В начале XIX столетия за издание Библии в русском переводе деятельно взялось Российское Библейское Общество, главной задачей которого было распространение Священного Писания на различных языках стран, которые входили в Российскую империю. В 1815 году император Александр I, который вошел в историю как «Благословенный», выразил желание, чтобы «и россиянам был предоставлен способ читать Слово Божье на природном своем русском языке». Синод поручил Комиссии Духовных училищ подобрать способных переводчиков, а печатанье перевода взяло на себя Библейское Общество. Русская Библия предназначалась для домашнего чтения, а не для храма. Руководство трудами по переводу возложили на ректора Петербургской академии архимандрита Филарета (Дроздова), который переводил Евангелие от Иоанна. Другие Новозаветные книги переводили преподаватели академий: архимандрит Моисей (Антипов-Гайтанников), священник Герасим Павский. Перевод всего Нового Завета был закончен в 1820 году и через два года напечатан. В том же 1822 году вышел перевод Псалтири, выполненный главным образом самим Преосвященным Филаретом. К переводу Ветхого Завета привлекли также преподавателей Московской и Киевской академий, и к концу 1825 г. вышел первый том русской Библии, включавший Пятикнижие, книгу Иисуса Навина, Судей и Руфь. Перевод выполнялся с еврейского масоретского текста, а для объяснения расхождений со славянской Библией архиепископ Филарет составил особое приложение.

К сожалению, общество, руководимое Голицыным и английскими пасторами, обратилось в орудие мистической пропаганды и вызвало против себя протест. В 1826 году оно было закрыто. Враждебная Церкви деятельность людей, возглавлявших Библейское общество, бросало тень и на само дело перевода Священного Писания на русский язык. С закрытием Библейского общества прекратились и труды по переводу Библии. Мало того, новый министр просвещения адмирал Шишков при поддержке митрополита Петербургского Серафима добился сожжения русского текста Пятикнижия на кирпичном заводе Александро-Невской Лавры.

«Несмотря на эти меры, многие среди духовенства и в духовных академиях сохраняли убеждения, что русский перевод Священного Писания все-таки нужен, и нужен настоятельно, так как успевшие выйти издания отдельных его частей буквально расхватывались», — пишет И.Смолич[6]. Мысль о возобновлении перевода не покидала митр. Филарета. Его убеждения, что перевод нужен для утоления «глада слышания Слова Божия», разделял и Преосвященный Григорий (Постников), занимавший последние годы жизни Петербургскую кафедру. После смерти императора Николая I, в результате настойчивых ходатайств митрополита Филарета, Святейший Синод в 1857 году принял окончательное решение о переводе Библии. Этот труд был поручен четырем Академиям под общей редакцией профессора греческого языка Петербургской академии Е.И.Ловягина. Рассмотрение текстов проводили митрополит Филарет и Святейший Синод. Новый Завет вышел в 1863 году. С 1868 года началось печатанье Ветхого Завета отдельными частями, а в 1877 году Русская Библия была напечатана в полном составе. Митр. Филарет, к сожалению, не дожил до этого знаменательного события, которого он ждал на протяжении всей своей жизни. Сейчас даже трудно представить нашу современную церковную жизнь без этого многолетнего, прошедшего все трудности и преграды перевода, над которым потрудились одни из величайших людей XIX столетия.

Конечно, такое событие для Русской Церкви, как перевод самого главного источника Божественного Откровения – Слова Божия – на русский язык, не могло не дать решающего толчка для пересмотра языка богослужения. В середине XIX века в Русской Церкви не было единого и авторитетного мнения по проблеме богослужебного языка, и, можно сказать, уже тогда наметились все ныне существующие разногласия. Одним из первых, кто в XIX веке поднял вопрос о необходимости исправления богослужебных книг, был протоиерей Александр Невоструев. Он с первых же дней своего священства обнаружил неисправности в богослужебных книгах и затем до самой смерти занимался сличением их с греческими. В своих трудах Невоструев не имел предшественников, а потому вполне понятны те трудности, с которыми ему приходилось сталкиваться, как начинателю. «Занятие над богослужебным текстом показали протоиерею Александру, что проблема критического текста является еще более сложной, так как и греческие книги, которыми пользовались справщики, далеки от совершенства», — писал Борис Сове [7]. Возможно, весь тот огромный труд, проделанный о.Александром, мог бы пригодится последующим исправщикам, но, к сожалению, он не довел своего дело до конца, а его черновые наброски оказались недоступными для прочтения. Кроме архива с записями ошибок славянского текста, протоиерей А.Невоструев собрал огромный материал для греко-славянского церковно-библейского словаря, который тоже не был закончен и потому не издан.

Сокрушался о темноте, трудностях понимания богослужебного текста такой великий молитвенник и богослов XIX века, как святитель Феофан Затворник (†1894). Это был человек, искренне боровшийся за чистоту Православия и действительно ревновавший о простом христианском народе. И порой в своих письмах святитель довольно прямо упрекает иерархов своего времени за бездействие и халатное отношение к своим прямым обязанностям. Так, например, он писал духовному писателю Н.В.Елагину 3 января 1882 года: «В числе побуждений к отпадению в штунду совратившиеся выставляют, между прочим, то, что у нас в церкви ничего не поймешь, что читают и поют. И это не по дурному исполнению, а потому, что читаемое темно. Предержащей власти следует об этом позаботится… и уяснить богослужебные книги,…оставляя, однако, язык славянский. Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемые. Наши иерархи не скучают от неясности, потому что не слышат….Заставили бы их прочитать службы, хотя бы на Богоявление» [8]. В некоторых других письмах святитель также затрагивает эту тему, раскрывая ее довольно широко и указывая при этом на необходимость данного дела [9]. Особенно замечательно его письмо, написанное к юбилею 900-летия Крещения Руси. И по причине его особенно важного содержания, позволим себе привести его более полно. В нем святитель указывает, что наилучшим действием Церкви к ознаменованию такого события, был бы «новый, упрощенный и уясненный перевод церковно-богослужебных книг. Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и все нравоучение христианское. Внимающий им может обойтись без всяких других христианских книг. А между тем, большая часть из сих песнопений – непонятны совсем. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие чего новый перевод книг богослужебных неотложно необходим (выделено святителем). Ныне-завтра надо же к нему приступить, если не хотим нести укора за эту неисправность и быть причиною вреда, который от сего происходит. Одна из причин, склонивших православных к штунде… есть именно непонятность церковных песнопений. Немчура-пастор, заведший штунду, выбрал несколько песнопений и спрашивает православных будто бы из любопытства: «Что они говорят?» Те отозвались непониманием. Он сказал: «Сходите, спросите у священника». Но и священник не мог указать смысла. Это очень поколебало православных…» [10]. Если провести параллель между временем написания письма и нашим временем, то, думается, что вопрос, поднятый святителем, не менее актуален и сейчас. А под тогдашней «штундой» сегодня можно понимать современное сектантство, которое с каждым днем увеличивает число своих адептов.

Типичным для отношения высшей церковной иерархии к делу исправления богослужебных книг в середине XIX века является взгляд великого Московского митрополита Филарета (Дроздова). С ним нас знакомит письмо протоиерея Александра Невоструева от 8 июня 1849 г. к брату Капитону Ивановичу. Митрополит Филарет, «напуганный прицепками бестолковой старины, еще при первом издании Катехизиса, а также при издании русского перевода Псалтири и Нового Завета, стал слишком осторожен и даже робок. И начал глядеть сквозь пальцы на все нелепости богослужебных книг» [11]. В этом же письме А.Невоструев приводит несколько грубых ошибок в Служебнике. После указания митрополиту этих ошибок между Невоструевым и владыкой отношения стали более натянутыми. Вот как об этом писал сам Невоструев: «против этой заметки он сделал грозную ноту и при возращении мне тетради, считая меня пойманным в нелепости, с торжеством победителя, начал было изводить меня в позор» [12]. «Впрочем, - как пишет Б.И. Сове, - в последние годы своей жизни митрополит Филарет, вероятно, смелее стал думать об исправлении богослужебных книг. После его кончины (1867) у него остались два месяца служебной минеи на греческом языке, взятые для исправления некоторых мест в наших богослужебных книгах» [13].

Несмотря на сдержанное отношение церковной власти к исправлению богослужебных книг, труды некоторых переводчиков вышли из печатного станка в частном порядке. Прежде всего, надо указать на появление в духовных журналах русских переводов канонов, наиболее трудных для понимания в их церковнославянской оболочке.

К началу XX века вопрос о проведении реформ в Церкви стал настолько актуальным в разных слоях общества, что о нем заговорили открыто. Безбоязненно свои мнения выражали как люди светские, образованные, так и простое духовенство. Практически все осознавали необходимость проведения реформ в Церкви. И здесь будет уместно задаться вопросом, который ставит известный за рубежом автор фундаментальных исследований по истории Русской Церкви Д.В. Поспеловский: «Почему в эту эпоху великих реформ не произошло великих реформ в Церкви?» И дальше он продолжает: «То была эпоха не только великих реформ гражданской области, но и эпоха радикализма общества, и интеллигенции с одной стороны, а с другой – обер-прокурорства» [14]. В конце XIX - начале XX веков церковное управление прочно удерживалось в руках всемогущего обер-прокурора К.П. Победоносцева (1880-1905). Молодой царь Николай II (1884-1917) находился под сильным влиянием Победоносцева и других государственных деятелей, которые хотели сохранить консервативную политику Александра III [15]. По своему обскурантизму, реакционности и деспотичности Победоносцев, вероятно, побил все рекорды обер-прокуроров минувшего века [16]. Он всячески пытался изолировать Церковь от общественных движений и общественной деятельности. Но, несмотря на внешне строгое деспотичное отношение к Церкви, Победоносцев был простым искренним верующим человеком. Он жил пессимистическим предчувствием обвала, катастрофы, революции в России. А спасение он видел в охранительности, сохранении любой ценой неподвижности традиционных начал и структур. В одном из писем, отложившемся в личном фонде К.П. Победоносцева, можно прочесть следующее: «Созыв церковного собора в настоящее время усугубит нынешнее положение и может иметь тяжкие последствия для православного духовенства и, может быть, для самого государства… При намеченном настроении общества созвание церковного собора выведет из равновесия единственно культурное сословие, остающееся теперь спокойным. И ослабит то сдерживающее внимание, которое духовенство может еще оказать на массу народа» [17].

Яркими сторонниками проведения реформ в Церкви были столичный митрополит Антоний (Вадковский) и председатель Комитета министров С.Ю. Витте. И можно с уверенностью сказать, что деятельность этих двух людей, представлявших два класса (церковный и светский), сыграли решающую роль в созыве Собора и собирании материала для проведения реформы. О Витте еще в 1905 году писали как об «одном из самых деятельных сторонников созыва Собора и проведения реформ», который «сам был очень образованным человеком, порядочным христианином и хорошо понимал, какую роль играет Церковь в стабилизации тогдашнего положения» [18]. В своих «Воспоминаниях» Витте пишет: «Теперешняя революция и смута показали, что никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей – одним словом, если они божественны. Без живой Церкви религия превращается в философию, а не входит в жизнь и регулирует. Без религии масса же превращается в зверей, но в зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большим умом, нежели четвероногие» [19].

По мнению С.Бычкова, «революция 1905 г. явилась своеобразным катализатором церковных реформ. Многим православным казалось, что настал тот долгожданный день, когда Церковь, наконец, освободится от тягостной опеки государства и обретет свободу» [20]. Митрополит Антоний и С.Ю. Витте понимали, что внешнее и внутриполитическое положение в империи нестабильно и считали, что помочь более или менее исправить положение сможет появление канонической главы Русской Церкви – патриарха, и церковная реформа, которая должна усилить религиозность народа. И для этого главной целью своей деятельности они ставили созыв Поместного Собора. По этому поводу С.Ю. Витте представил в Комитет министров, а позже и царю, записку, в которой просил созвать Собор. Записка эта вызвала неоднозначные отклики, но она «знаменательна, как первая открытая попытка правительства русского императора помочь Православной Церкви в достижении ею самостоятельности». «По своему содержанию она является официальным опровержением идей Петровского Духовного Регламента. Это своего рода Анти-Регламент» [21].

Вскоре С.Ю. Витте и митрополит Антоний имели аудиенцию у государя в Царском Селе по вопросу о церковной реформе. С митрополитом Антонием прибыли и другие епископы – члены Синода, и они также просили царя немедленно созвать Поместный Собор. Государь обещал это сделать в конце мая или в начале июня 1905 г. Но с этим никак не мог смириться К.П. Победоносцев. По поводу церковной реформы разразилось довольно затяжная полемика между реформаторами и консерваторами, приведшая последних, в лице обер-прокурора, к поражению. Благодаря усилиям столичного митрополита и председателя Комитета министров, император Николай II одобрил разработанный Синодом (в отсутствии Победоносцева — по болезни) доклад о созыве Собора и реформах. «Правда, государь не нашел возможным созвать Собор в такое тревожное время (вряд ли не по внушению Победоносцева). Но самый созыв Собора был все же предрешен», — пишет прот. Г.Флоровский [22]. Между тем Победоносцев надеялся спасти синодальную систему при помощи епископата. Рассчитывая на консерватизм и подобострастие последних, он поручил чиновникам обер-прокуратуры составить опросный лист для рассылки всем епископам империи. Анкета состояла из достаточно большого числа вопросов: 1) Состав Собора; 2) Реформа церковного управления: а) Организация митрополичьих округов, б) Реформа епархиального управления, в) Реформа церковного суда, г) Пересмотр законов о заключении и расторжении браков, д) Церковной собственности, е) Епархиальные съезды, ж) Организация приходов; 3) Вопрос веры: а) Богослужение, б) посты; 4) Миссионерство; 5) Духовное образование [23].

27 июля 1905 года «вопросные пункты» были разосланы. Этим обер-прокурор надеялся провалить столь ненавистные ему реформы. И вот тут-то русский епископат подвел старого реакционера [24]. В анкете не было вопроса об упразднении Синода и восстановлении патриаршества, но многие епископы высказались и по этому вопросу [25]. Синод обязал епископов предоставить ответы к декабрю того же года, а уже в следующем 1906 году они были опубликованы в «Церковных ведомостях» – официальном органе Синода. В целом замысел Победоносцева, уволенного с должности после манифеста 17 октября, не удался; подавляющее большинство епископов решительно подтвердили необходимость реформ и внесли самые разные конкретные предложения по их осуществлению [26].

Из 79 отзывов, присланных в Синод, 59 поднимали вопрос о богослужении и рассматривали его не только поверхностно, но и конкретно указывали на недостатки. Во-первых, в богослужебном уставе; во-вторых, в богослужебном языке; в-третьих, затрагивали Божественную литургию и касались исполнения некоторых служб по Требнику. Многие Преосвященные высказывались достаточно интересно и содержательно, обосновывая свои мнения на Священном Писании, святоотеческих творениях и личном опыте. Из присланных ответов видно, какое важное значение уделяли владыки данному вопросу. И это позволяет говорить о том, что состояние богослужения к началу XX века остро нуждалось в реформировании. Практически все архиереи, касавшиеся этого вопроса, не просто указывали на недостатки, но предлагали свои пути решения проблемы. Многие епископы были в курсе внутрицерковной полемики по этому вопросу, всецело ею интересовались, а то и сами в ней участвовали.


[1] Мейендорф И., свящ., Православие в современном мире, с.89

[2] Мейендорф И., свящ. Православие в современном мире, с.90.

[3] Тальберг Н., История Русской Церкви, М. 1997, с.680

[4] Доброклонский А. П., Руководство по Истории Русской Церкви, М. 1999, с. 711

[5] Там же.

[6]Смолич И. К., История Русской Церкви. 1700-1917, М., 1996. ч.2,с.8

[7] Сове Б. И., Проблема исправления богослужебных книг в России в XIX-XXвв.//Б. Т. М., 1920, №5, с.30

[8] Феофан Затворник свят. Собрание писем святителя Феофана Затворника, М., 1901, вып. 7, с.155-156

[9] Там же, с.302,300.501

[10] Феофан…вып. 2, с.143

[11] Приводится по Сове Б. И., с.33

[12] Там же, с.33

[13] Сове Б. И. Цит. соч., .с.35

[14] Поспеловский Д. Русская Церковь в XX веке. М., 1996, с. 19

[15] Смолич…с.693

[16] Поспеловский Д… с. 19

[17] Симеон (Гаврильчик) иерод. Церковно-общественная деятельность обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Сергиев – Пасад. 1995, с.141

[18] Преображенский И. В. Церковная реформа, Сборник статей. С. П. б., 1905, с.120

[19] Витте С. Ю. Воспоминания, т.2,М.,1994,с.324

[20] Бычков С., Русская Церковь и императорская власть, т.1,М.,1998, с.106

[21] Боголепов А. А., По Бычкову…с.102

[22]Флоровский Г. прот. Пути русского богословия, М., ,с.328

[23] Смолич…с.700

[24] Поспеловский…с.21

[25] Бычков…с.104.

[26] Там же,…с. 110.

Кирил ЩЕГОЛЕВ

"Релігія в Україні", 9 марта 2011 года