"Нынешние законы способствуют моральной деградации человека, и я за то, чтобы они были более цивилизованными. Однако я не верю, что государственным принуждением можно сделать человека праведным"
В гостях: Мирослав МАРИНОВИЧ, вице-ректор по вопросам назначения и миссии Украинского Католического Университета, президент Института религии и общества, бывший член Украинской Хельсинской Группы
Основная тема веб-конференции: Морально-этические аспекты современной украинской жизни
Вопросы и ответы размещены в обратном порядке — самые свежие вверху
23. Вопросы от редакции
1. Господин Мирослав, какие основные общественные вызовы сегодня стоят перед Церковью в Украине?
— Ой, боюсь для перечисления не хватит даже той площади, которую может выделить Ваш сервер... ? А если серьезно, то институция, которая берет на себя заботу о человеке, действительно, не может оставаться безразличной ко всему перечню человеческих тревог. И среди этого разнообразия я бы выделил несколько, по моему мнению, наиболее актуальных общественных заданий Церкви:
А. Как это было во все эпохи, Церковь призвана быть опорой человеку: выслушать его боли, поддержать в нем надежду, не дать сломаться в сложных и часто непонятных обстоятельствах, по руинам иллюзий человека вести его к Богу.
Б. В нынешнем посттоталитарном и постатеистическом обществе Церковь призвана найти себя – свое место и свою миссию. Она должна найти свой особенный голос – не такой громкий, как тот, который гремит на политических площадях, однако все же достаточно красноречивый, чтобы его услышали как обиженные, так и их обидчики.
В. Церковь должна не только провозглашать Божью истину, но и следить, как эта истина воспринимается людьми, доходит ли она к сердцу. Ведь нежелание человека идти за Божьим словом далеко не всегда является следствием духовной глухоты человека. Поэтому важно постоянно и неутомимо формировать корпус духовенства и корпус мирянства, делая их примером для других и на самом деле „солью земли”.
2. Как с расстояния 4-х лет Вы оцениваете Оранжевую революцию и ее последствия?
— Я не устану повторять, что это была прекрасная революция Духа, значение которой раскроется для нас полностью лишь с годами. Впрочем, для меня уже сегодня это историческое событие, которое стало в один ряд с движением ненасильственного сопротивления, возглавляемого Ганди. Конечно, нельзя отрицать, что ее политические завоевания были в значительной мере потеряны украинским политикумом, который не смог стать на уровень ее требований. Однако духовный импульс Оранжевой революции не пропал – он, как и то евангельское зерно, должен был умереть (то есть быть употребленным), чтобы дать много плода. Не все сегодня этот плод видят, но я убежден, что минет совсем немного времени, и мы убедимся в важности и реальности плодов нашей славной революции.
3. Как Вы оцениваете «присутствие» Церквей и религиозных организаций в СМИ? Научились ли церковные деятели качественно использовать медиа-ресурсы для влияния на общественную жизнь в Украине?
— В этой сфере ситуация неутешительная. Восточная Церковь живет традицией, а потому имеет особенный пиетет к тем средствам коммуникации, которые были произведены в прошлом. Икона, проповедь, эстетика пения и архитектурной формы, пастырские письма – все это, конечно же, говорит к сердцу человека и является могучим, испытанным и признанным путем распространения Евангелия. Поиски новаций в церковной жизни в нашей культуре дают временами сомнительный эффект (например, мне лично было бы трудно принять бренчание гитары в храме). Поэтому я не ожидаю от Церкви погони за модными телепрограммами, которые появляются и исчезают, будто бабочки-однодневки. Таким программам не вместить того, что принадлежит вечности. Однако очевидно также, что Церковь мало осознала, что она живет в мире цифровой культуры и информационных технологий. Конечно, эта культура временами несет угрозу для впечатлительного мира человека. Но мы должны принять ее также как Божий дар, который открывает перед нами новые возможности.
4. Как Вы оцениваете нынешний опыт независимого тестирования выпускников школ? Какие он имел последствия для высших школ, в частности, УКУ? Уменьшил ли он коррупцию в украинском образовании?
— Простите, я не изучал этот вопрос глубже. Я приветствую независимое тестирование как попытку бороться с коррупцией. Ведь не сидеть же Украине, сложа руки! Можно легко допустить, что в условиях украинского беспорядка некоторые элементы этой программы были искажены, а потому протесты меня не удивили. Кроме того, мне трудно представить, чтобы чиновник из системы образования, который наживался на коррупции, с энтузиазмом взялся за блокирование всех ее каналов. Поэтому я ожидаю, что Украина не отречется от этого пути, но возьмется за обстоятельный анализ всех ошибок и исправит их.
5. Планирует ли община УКУ какое-то продолжение дела относительно обращения к академическому сообществу по поводу политической ситуации в Украине?
— Думаю, да. Академическое сообщество является важным элементом гражданского общества и не должно быть молчаливым наблюдателем злоупотребления властью. С другой стороны, важно найти правильную тональность нашего голоса. Ведь университету не подобают страсти улицы. Поэтому мы внимательно будем следить за развитием событий и будем пытаться быть полезным всем, кто любит Украину и хочет для нее добра.
Глубокоуважаемый господин Мирослав, сердечно благодарим Вас за участие в нашей веб-конференции. Надеемся, что она была для Вас и наших читателей интересной. Желаем Вам вдохновения и многочисленных Божьих благословений на научной и публицистической ниве!
— Искренне благодарю Вас за эту возможность выйти за рамки университетских дискуссий. Дай, Боже, и Вам оставаться верными честному и правдивому слову! А еще – Божьей благодати для Вас и Ваших семей!
22. Андрей Нестеренко, киевлянин
— Уважаемый господин, в контексте ведущей темы Вашей веб-конференции, что может предложить нашему обществу Украинский Католический Университет?
— В первую очередь – это вспомнить, что мы, учебные заведения, также несем определенную моральную ответственность за то, как возростают наши студенты. Мы просто обязаны раскрывать перед ними значение тех двух понятий, о которых говорили еще наши древнерусские мыслители: „Закон и благодать”. Конечно, мы не требуем от других учебных заведений выпускать святых студентов, потому что и сами не можем этого достичь. Но духовное обучение правде и морали не должно быть отделено от академического образования!
21. Лилия
— Уважаемый господин Мирослав. Очень часто на воскресных Богослужениях можно услышать слишком уже примитивные проповеди. Создается впечатление, что современные священники недооценивают уровень образования своей паствы. Думаю, что это недостаток современного подхода к подготовке нового душпастиря. Каково Ваше мнение по этому поводу? Как эту ситуацию исправить? Благодарю за ответ.
— Как-то я „подслушал” разговор семинаристов о том, что они пытаются найти „золотую середину” между доступностью проповеди и ее интеллектуализмом. Я убежден, что сегодня в нашей Церкви эта середина таки смещена в бок избыточной примитивности, потому пространство для усовершенствования есть. Однако следует иметь в виду, что есть люди, для которых антиинтеллектуализм является даже добродетелью. Мол, разве же были рыбаки с Тивериадского озера такими уже интеллектуалами? Поэтому я бы предложил согласовать две позиции пожеланием, чтобы слово, сказанное проповедником було мудрым. Ведь мы не раз убеждались, что мудрая фраза, от которой аж дух захватывает, в то же время и простая, и преисполненная глубокого интеллектуализма.
20. Новорос
— Скажите, пожалуйста, стоит ли отделять Церковь от национального вопроса? Особенно в случае УГКЦ часто бывает, что приходы Церкви на Востоке и Юге становятся ячейками украинской культуры, при чем в западноукраинском ее варианте, который отпугивает русофилов, сознательных патриотов других народов, а также носителей других идеалогий.
— Многое я уже сказал, отвечая на 5-те вопрос. В настоящий момент я предложу Вам задуматься над Вашим вопросом, чтобы и в нем увидеть определенные слабинки. Во время пребывания на Винничине я как-то пошел в римо-католическую церковь. Это была типичная „ диаспорная ” церковь, в которой звучали польские религиозные песни, лелеялась польская христианская традиция. Никого в том городе этот факт не травмировал. И в США украинские церкви спокойно уживаются с церквями других народов, а окружающее население не ставит вопрос о „денационализации” Церкви. На юге Франции я был в православном храме, который органично вобрал в себя элементы греческой, русской и других культур. И французы также не бунтовали. Итак, возможно, дело не в „засорении” христианства, а в том, что в душах тех, о ком Вы говорите, гнездится неприклонное и предубежденное отношение к украинской культуре (тем более в ее западноукраинском варианте)? Возможно, нужно сначала лечить ту враждебность, а тогда уже исчезнет ощущение, что страдает христианство?
19. Юлия Завадская
— Господин Мирослав, по вашему мнению, что нужно сделать для того, чтобы наша страна на пути к демократии избежала так называемой “агрессивной толерантности”, когда меньшинства (национальные, сексуальные, религиозные) руководят государством?
— Внимание к меньшинствам – это не выходка больного ума или погрешность демократии. Человечество заплатило многими трагедиями, пока дошло до убеждения, что голос большинства не может заглушать голоса меньшинств. Однако „золотую середину” очень легко проскочить, и тогда наступает другая крайность, о которой Вы и говорите. Вспомните, какими бурными и эпатажными были демонстрации женщин- феминисток в предыдущих веках? Достаточно одного образа Жорж Санд. Однако впоследствии, когда женщины отвоевали себе определенную нишу, система вошла в относительный покой. Поэтому, крайности „агрессивной толерантности”, без сомнения, также нужно лечить, но – упаси господи – не так, как это временами услышишь в нашем транспорте: „Прочь демократию!” Не возвращением в прошлое с его ослепленной гордыней большинства, а в новые способы усмирения эмоций и гармонизации отношений. Это как во время колебания маятника: нужно „гасить” колебание, чтобы амплитуда не увеличивалась и, чтобы вся система приближалась к точке баланса.
18. Анатолий Бабинский
— Господин Мирослав, Вы часто бываете зарубежом, сравните пожалуйста морально-этические вызовы, которые стоят перед мировым обществом и Украиной. Что у нас есть общего, чего мы можем ожидать и, что нас, в силу нашего менталитета может "обойти стороной"? Благодарю
— Уже во время первых моих поездок в Европу мне бросилось в глаза, что пустые церкви еще не означают отсутствия духовности. Приязненность межчеловеческих отношений там просто поражает, а это же прямой результат „люби ближнего своего”! Поэтому я ставил себе вопрос, не является ли в секулярной Европе христианство инкультурировано, так сказать, в социологическую сферу? Ведь в нашей посттоталитарной культуре мы согласны ревностно молиться в церкви и здесь же, сев в транспорт, вылить потоки агрессии на ближнего своего. Следовательно, к формуле „на Западе – духовный упадок, у нас – духовные сокровища” я отношусь с большой осторожностью.
Однако проблема все-таки остается. Ведь западные эксперименты с духовностью таки имеют определенный гандж. Закрепленный в Американской конституции принцип секулярности государства предусматривает, что государство относится нейтрально к любой системе убеждений. Этот принцип был введен „ради того, чтобы религии процветали”. Сегодня в некоторых европейских государствах религия устранена из публичной сферы, и это представляется как единственно возможная позиция секулярного государства. Но это не так. Ведь секуляризм – это также и система арелигиозных убеждений. Она по определению не имеет в себе религиозных символов. Поэтому если, скажем, во Франции закон требует устранять религиозные символы из публичного поля, то преференции получает одна, а именно: арелигиозная система убеждений. Этим самым нарушается принцип нейтральности государства.
Другими словами, своих ошибок наделали и христианский Восток, и христианский Запад. Нам бы следовало не впадать в ошибочный конфессиональный или региональный патриотизм, а учиться на этих ошибках и всегда ориентироваться на основную ноту духовного „камертона”, какой является правда, она же – любовь.
17. Светлана Ярошенко, Киев
— Добрый день, господин Мирослав! Поскольку тема данной веб-конференции "Морально-етические аспекты современной украинской общественной жизни", то скажите, пожалуйста, каким образом религия сегодня в Украине может возвысить морально-этическое сознание нашего общества? Как бы это выглядело практически? И что УКУ может предложить в этом?
— Добрый день Вам, г. Светлана! Главная погрешность украинцев за последние десятилетия – это убежденность, что все разговоры о духовности, морали и Законе Божьем – это разговоры для наивных людей. Мол, миром правят эгоистичные интересы. Следовательно, прочь с идеалистическими сказочками: мы хотим быть людьми трезвыми и практическими. Сегодня уже 55% украинцев очевидно, что проблемы нашего государства – в нарушении моральных норм. Следовательно вся наша хваленая трезвость и практичность – это иллюзии, фата моргана. Оказывается, что ограничивать эгоизм своих интересов в соответствии с моральными нормами – это очень практическое вложение капитала. Понять это как раз и помогает Церковь.
УКУ пытается ответить на этот вызов, совмещая академические знания с определенной духовной науокй. А недавно в сотрудничестве с нашими коллегами вне УКУ мы открыли Львовскую бизнес-школу УКУ, чтобы вместе искать, как должен был бы выглядеть современный украинский бизнес, операющийся на моральные ценности. Препятствий на этом пути – море. Следовательно, пожелайте нам удачи!
16. Анна
— Господин Мирослав! Меня в последнее время волнует наплыв грубости и "чернушности" в провинциальных изданиях, которые еще совсем неданво были полностью безопасными и наивными. Я волнуюсь относительно направления этой тенденции и ее перспектив. Пожалуйста, вискажите свое мнение относительно этого. Благодарю.
— Вы абсолютно правы, г. Анна – эта грубость набирает формы безнаказанной вакханалии. Похоже, что началась погоня СМИ за как можно более низкими инстинктами читателя или зрителя. Мне сложно говорить о том, какими законами можно это отрегулировать. Знаю одно: процессы деградации духа являются экзотермическими (то есть идут спонтанно с выделением энергии), тогда как процессы роста духа – эндотермические (то есть они могут идти лишь с приложением дополнительной энергии). В народе говорят проще: зло само себе дорогу найдет, а на добро нужно работать. Следовательно, государство не может оставлять упомянутые Вами процессы на самотек. Однако я не сторонник также и тупых запретов. Следует поддерживать позитивное, то, что идет в интересах добра. И для этого не нужно жалеть никаких денег.
15. Андрей, греко-католик из Жовквы
— Господин Мирослав, если епископ ездит на новом "Лексусе", то что должны о нем думать прихожжане? И откуда на это берутся средства, если епархия выглядит достаточно скромно?
— См. ответ на 12-й вопрос.
14. Edward Goldman, [email protected]
— I would like to ask you, Mr. Marinovich how come you and your friend suddenly became vice-rector and rector Ukrainian Catholic University? There no intelligent people in the Ukraine anymore that two hustlers like two of you run this institution. Go back to your America or whatever place two of you came from and let our young people to built the Ukraine.
— Достаточно смешной вопрос, потому что я – после 10 летнего „гостеприимства” в советском ГУЛАГе – как раз и вернулся туда, откуда вышел, то есть в Украину. Мало того, я родился в Галичине и в ней теперь, вместе со своими коллегами, строим Украинский Католический Университет. Следовательно, стрела недоброжелательности, такая очевидная в этом вопросе, пролетела мимо меня...
13. Игорь
— Г-н профессор, в начале сентября УКУ обратился к академическому сообществу Украины по поводу политического кризиса в Украине. Прошу ответить на следующие два вопроса.
1. Что побудило УКУ сделать это?
2. Какова судьба этого обращения? Были ли политические силы, которые его раскритиковали или осудили?
— Ощущение отчаяния, что политические силы в Украине так ослеплено втягиваются в водоворот конфликта, из которого, собственно, нет выхода. Мы вдруг почувствовали, что можем и должны сказать свое слово не только как граждане Украины, но и как академическое сообщество. Легко ли нам видеть, как студенчество в Украине опять разочаровалось и живет своей жизнью, едва не проклиная политиков? Как нам воспитывать студентов, что, согласно церковному учению, Бог благословляет власть, которая является служением народу? Когда бастуют водители городского транспорта, весь город парализован. Что делать, когда фактически бастуют политики, презирая свои прямые обязанности перед народом и парализовывая всю страну? Наш ответ на это – не молчать.
Обращение было поддержано Национальным Университетом „Киево-Могилянская Академия”. Со своим собственным обращением выступил Львовский национальный университет имени Ивана Франко. Кроме того, мы получили многочисленные одобрительные отзывы от наших друзей и партнеров. Насколько нам известно, ни одна политическая сила публично не осудила нас. Но, боюсь, это может значить, что все политические партии восприняли обращения не в свой адрес, а в адрес своих соперников...
12. Игорь, Ивано-Франковск
— Заметили ли Вы, что современное духовенство в настоящее время очень интенсивно, даже слишком, сотрудничает с властными структурами (многие из руководителей в которых являются прежними коммунистами), а также занимается не совсем честным бизнесом? Священослужитель, который приезжает к прихожанам на очень дорогой шикарной иномарке, при общем состоянии убогости большинства населения, в действительности перечеркивает свою проповедь. Нельзя ли бы, во имя справедливости и спасения авторитета Церкви предложить, чтобы такие лица поменяли свои авта на немного более дешевые, а вырученные средства передали бы на благотворительные цели, возможно даже создали бы какие-то фонды в поддержку бедных, исполняя таким образом Евангельскую заповедь?
— Что ж, г. Игорь, я полностью солидарен с главным стержнем Ваших слов, что священники должны были бы быть очень чувствительными к тому, как их действия воспринимаются прихожанами. Ведь служение священника особенно: это служение людям, а не своим слабостям; это распространение Божьего слова, согласно критериям которого люди сразу же судят его самого. И как только священник декларирует одно, а сам делает другое, проповедь его существенно теряет свою убедительность. Тот, кто считает это несправедливим, не должен был бы рукополагать на священника.
Однако сформулировать эту установку намного легче, чем ее придерживаться. Принцип „евангельской бедности”, к которой призвано духовное лицо, был камнем преткновения уже с первых веков существования христианства. В полной мере придерживались его лишь единицы, да и то лишь во время особенных духовных поисков. Поэтому я не ожидаю от священников полного самоотречения, на которое не могу решиться я сам. И понимаю, что, толкуя Божее Слово, священник так же стоит перед Господом покорный от осознания своих немочей.
Однако чего я категорически не хочу делать, так это слепо и надменно осуждать священников, не пытаясь их понять. На уровень материальной „ заинтересованности” священника влияют многие факторы: его собственный отпор на действие материального искушения, его представление о своем социальном статусе, общепринятая этика в среде духовенства, потребности семьи священника и тому подобное. Есть ситуации, когда священника нужно по-человечески понять – скажем, мне известные случаи, когда попадьи вводили отцов своими требованиями в значительные хлопоты. Также многие прихожане (в частности и я) хотели бы видеть своего пастыря хорошо одетым, чистым и ухоженным. Все это требует определенного минимума материального обеспечения. Однако есть также ситуации, когда понять священника нельзя. Скажем, обувь из крокодиловой кожи на нем будет выглядеть вызывающе и обязательно вызовет зависть и осуждение.
Итак, священник должен понимать, что избыточная роскошь в его случае не менее неуместна, чем вызывающее декольте у женщины, которая стоит в храме.
11. Галина
— Каково Ваше отношение к глобализации? Бытует мнение, что единственной конфессией, которая сдерживает глобалистические влияния в Украине является УПЦ (МП). Соглашаетесь ли Вы с таким утверждением?
— Глобализация неминуема, как в свое время была неминуемой механизация ремесленного труда. Бунтовать против глобализации – это то же, что уподобитися прежним британским луддистам, которые трощили ненавистные станки. Сегодня кто-то охотно трощил бы компьтеры и вместе с ними – ненавистный Интернет. Такой слепой бунт был бы обречен на поражение, потому что молодежь уже не откажется, скажем, от тех удивительных средств коммуникации, которые приходят вместе с глобализацией.
Однако, как и каждый фактор прогресса, глобализация – это обоюдоострый меч; он также больно бьеь по человеческих душах. Поэтому нам нужно не столько останавливать глобализацию (что невозможно), сколько нейтрализовать ее негативные влияния. Этим мы больше поможем человеку, чем убеждением его, что от глобализации можно спрятаться или ее сдержать.
По моему мнению, принятие или неприятие глобализации не имеет конфессиональной привязки. Да, скажем „южные баптисты” в США считаются одними из самых консервативных христианских сообществ в мире, хоть они и относятся к протестантам. Деление на „ортодоксов” и „либералов” есть и в Католической Церкви. Что касается Московского патриархата, то на его „оборонную” позицию, кажется, влияет не столько глобализация как таковая, сколько внутренняя привязанность к формуле Третьего Рима. Как известно, это формула извечной конкуренции с Римом Первым, от которого якобы идут все общественные язвы и несчастья. И поскольку вектор глобализации пока еще направлен с запада на восток, то в сознании многих носителей логики Третьего Рима негативы глобализации легко отождествляются з „гнилым Западом”.
10. Михаил
— Господин Мирослав, каково ваше мнение относительно событий в Осетии и Грузии? Можно ли в третьем тысячелетии обойтись без вооруженной агрессии, а главное можно ли оправдать человеческими жертвами целостность территории независимого государства? А также, какую оценку можно дать двум каноническим православным Церквям сестрам России и Грузии, которые отмалчивались во время братоубийственного конфликта и показали истинное лицо имперской православной цивилизации?
— Конфликт вокруг спорных территорий Грузии действительно поставил перед миром немало сложных вопросов, на которые, боюсь, нет простых ответов. Я признаю за Грузией право на территориальную целостность, однако легкость, с которой президент Саакашвили дал себя спровоцировать России на вооруженную реакцию, вызывает у меня разочарование. Сдержанность Сербии, которая не бросилась к оружию, когда от нее отошло Косово, мне импонирует больше. Не понятным для меня является также упорный спор на Западе, кто начал войну первым – Россия или Грузия. Но в этом конфликте они не в одинаковом статусе! Согласно международному праву, Грузия ведет спор о своей, международно признанной территории, тогда как Россия нападает на суверенное государство. Однако больше всего вопросов у меня к России. Если Россия позволяет себе „недопущение геноцида” в спорной Южной Осетии, то как бы она отнеслась к тому, что, скажем, Турция ввела бы свои войска в Чечню, пытаясь не допустить не вымышленного, а настоящего и длительного геноцида чеченского народа? К сожалению, в этом конфликте много лукавства, которое еще больно озветься его носителям. Потому что если сомнительные действия Запада относительно Косово стали аргументом для России в Грузии, то наступит день, когда лукавые действия России в Грузии станут аргументом для, скажем, Татарстана или Якутии.
Вы, г-н Михаил, абсолютно правильно заметили двусмысленность церковной реакции на конфликт. Православную Церковь Грузии мне не в чем упрекнуть – она не молчала. И когда говорила, ее речь была далекой от политики и близкой к человеческому горю. Зато от Московского патриархата я лично ожидал такого же громкого протеста против уничтожения Россией инфраструктуры православной Грузии, которое мир услышал от него при бомбардировке войсками НАТО в православной Югославии. К сожалению, боль за православие со стороны Москвы оказался таки политически мотивированной. Тревожат также факты принуждения осетинами грузинских монахов, которые очутились на оккупированных Россией территориях, перейти из Грузинского патриархата в патриархат Московский. Прозелитизм, опирающийся на штыки – чуть ли не самый страшный вид прозелитизма.
9. Василий Петрович
— Многоуважаемый господин Мирослав, было бы интересно услышать Ваше мнение относительно юбилейных "празднований" 1020 годовщины Крещения Киевской Руси и о том, как так случилось, что национальные украинские Церкви были отброшены Президентом Украины на второстепенную позицию, а позже, цинично, получили слова благодарности за позицию понимания? Не разделяете ли Вы мнение, что прикрываясь "государственнической" политикой, часть так называемого украинского правого политикума в действительности тяготеет к созданию православной модели поместной Церкви, где Церковь становится лишь инструментом в руках Государства или его вождей? Искренне благодарю за ответ
— Сначала относительно „отброшены” и „позицию понимания”. Боюсь, я не смогу согласиться с Вашей оценкой. Недопущение к торжествам православных Церквей, которые перешли на автокефальный статус, – это следствие не ошибок украинского политикума, а многократных ультиматумов со стороны Москвы. Поэтому, если бы иерархия обеих упомянутых Церквей действительно не проявила смирения, то вместо торжеств был бы международный скандал. Что касается Президента и его советников, то единственное, в чем их можзно обвинить, – это избыточную надежду на немедленное признание Патриархом Варфоломеем независимых украинских Церквей. Я верю, что это когда-то таки случится, однако на церковном поле события происходят значительно медленнее и более инерционно, чем на поле политическом. Нужно иметь терпение.
Что касается Вашего замечания относительно инструментализации Церкви, то здесь Ваши опасения абсолютно обоснованы. Потому что в посткоммунистическом обществе чиновнику всегда легче управлять одной „карманной” Церковью, чем многими менее покорными. Удобно было полагаться на защиту со стороны государства и иерархии тех Церквей, которые утешались статусом „государственных”. Следовательно, скатиться в яму такой взаимовыгодной зависимости очень легко. До сих пор единственной настоящей гарантией того, что Украине удастся сохранить религиозную свободу, был относительный паритет сил между разными Церквями и религиозными организациями. Создание одной поместной Церкви, которая видела бы себя государственной, могло бы действительно при нынешних обстоятельствах в известной степени нарушить баланс свободы. Однако невозможно и держать детей Киевской Церкви в вечном расколе. Следовательно, нужно искать такие модели единства Киевской Церкви, которые бы делали невозможными наихудшие традиции цезарепапизма.
8. Сергей из Борисполя
— Христос среди нас! Господин Мирослав, реально ли сейчас основать в Киеве учебные заведения в Киеве учебного заведения, похожего на УКУ во Львове или институт св. Сергия в Париже? Благодарю! С уважением и наилучшими пожеланиями
— Слава иисусу Христу, господин Сергей! Обе упомянутые институции живут в условиях богословской свободы и открытости для прочих христианских общин. Я имел возможность убедиться в этом, когда в составе делегации УКУ посетил Институт св. Сергия в Париже. Особенности наших традиций могут быть разными, но важно, чтобы в них властвовал дух любви и взаимоуважения. Готов ли Киев к этим предпосылкам? До Оранжевой революции я сказал бы однозначно: нет, не готов. Тем не менее опыт общего бодрствования на Площади и общих заявлений в защиту достоинства человека изменили ситуацию к лучшему. Недавно УКУ совместно с Киево-Могилянкой провели научную конференцию, во время которой на Круглом столе выступили ученые и духовные лица со всех четырех ветвей Киевской Церкви. Итак, шаг за шагом в Киеве возрождается духовная атмосфера согласия, в которой когда-то, без сомнения, возникнет новая киевская богословская школа.
7. Михаил Шелудько
1. Господин Мирослав, про такую ли Украину вы мечтали, когда боролись за независимость во времена советской власти? Стоило ли оно того?
— На первый взгляд кажется, что ответ очевиден. Действительно, я в наихудшем кошмаре не мог себе представить, что украинский политикум опять так же упорно будет драться за власть и нападать из-за спины, как это делали до этого их предшественники. Почему история ничего нас не научила? Читать пастырские письма Андрея Шептицкого сегодня просто больно, потому что он предупреждает о тех же опасностях, которые мы их имеем теперь, и о тех же расколах и изменах, которыми полнится наше настоящее. Следовательно, как будто и в самом деле я мечтал о более мудрой, более честной, более правдивой и более величественной Украине.
Однако более спокойный анализ подсказывает мне, что большинство моих надежд были розовыми иллюзиями, которые противоречили реальным возможностям народа. Зато эти 17 лет независимости стали большой школой для него – школой независимости и школой демократии. Пусть нетерпеливые сердца ставят под сомнение и одно, и второе, но я все таки вижу, как медленно выходит Украина из совковой антицивилизации и как приучается жить в условиях свободы. Стоило ли это усилий и даже жертв? Без сомнения!!! Я счастлив, что мой народ уже поднимается на собственные ноги, хоть еще падает и набивает шишки.
В ближайшее время нам придется сдавать экзамен еще и по усвоению уроков морали. Обойти ее мы пытаемся уже почти двадцать лет, однако наивысшее время осознать, к какой общественной руине это нас привело. .
2. Сегодня христианство является доминирующей религией в Украине. Но в реальности лицо нашей страны никоим образом нельзя назвать христианским – засилие в СМИ эротики, насилия и другой нечисти, законодательное разрешение детоубийства и тому подобное. Создается впечатление, что страной правит антихристианское меньшинство. Скажите, как христианам вернуть власть в стране? Как покорить информационное и общественное пространство?
— Мне кажется, что в действительности все верующие христиане вместе взятые находятся в меньшинстве, тогда как господствующим мировоззрением в Украине является мировоззрение секулярное, арелигиозное. Это уже не воинственный атеизм, как было во времена большевиков, однако и не мировоззрение, операющееся на веру. Люди создали себе свой собственный моральный кодекс, который лишь частично совпадает с учением Церкви. А при чтении Евангелия взгляд наш привычно проскакивает те места, которые кажутся нам нереалистическими. Однако такое выборочное христианство тяготеет к тому, чтобы деградировать в формулу Лукашенко: „Я –православный атеист”. Таким христианством не завоюешь умы и сердца тех, кто сознательно или подсознательно ищет Бога.
Однако меня несколько насторожила Ваша фраза „вернуть власть в стране ”. Не считаете ли Вы, что если изменить нынешние греховные законы на праведные, если поставить сильную христианскую „власть”, то люди будто из конвейера станут выходить праведными? К сожалению, дьявол в человеке намного более хитер. Вы правы, что нынешние законы способствуют моральной деградации человека, и я за то, чтобы они были более цивилизованными. Однако я не верю, что государственным принуждением можно сделать человека праведным. Вся история Церкви в послеконстантиновскую эпоху свидетельствует о том, что государство не может отследить все зло в человеке. Оно обязательно найдет себе щель в законе.
Как же быть? К счастью, нам ничего не нужно выдумывать. В Римской империи во времена бесноватых неронов также стояла эта же проблема: завоевать умы и сердца своих сограждан. Средства для этого одни и те же: чистота веры, любовь к ближнему, готовность к жертве. Мы же хотим „в’ехать” в Царство Божие на респектабельном эрзаце христианства, да еще и так, что за это не заплатить ни копейки. Не выйдет. Мы должны „переписать” тот закон, который у нас в сердце, чтобы мы сами проявили волю жить по Божьему Закону.
6. Игорь Скленар
— Слава Иисусу Христу! Несмотря на свою должность в УКУ, Вы достаточно смело пишете в последнее время о проблемах Церкви и духовности. Не получаете ли по этому поводу какие-то критические реплики, вот хотя бы относительно публикации в "Львівській газеті" о поведении священников УГКЦ? Благодарю за ответ
— О, без сомнения, критические голоса среди священников были, и не обязательно только среди тех, на ком «шапка горела». Было и полностью оправданное опасение (которое долго сдерживало и меня), что откровенная и публичная критика может вызывать волну нигилистического отрицания Церкви или института священничества. Я был даже психологически готов к тому, чтобы, в случае такой бури, писать новую статью, становясь уже на защиту духовенства. Однако, к счастью, читатели оказались мудрее.
Впрочем, я могу сказать больше. Я получил много одобрительных отзывов от священников, которые почувствовали главное: мой призыв к общему и солидарному оздоровлению ситуации. Мы все грешны, следовательно поможем друг другу в наших немощах.
Однако больше всего меня успокоило то, что четверо владык УГКЦ, включая ее Патриарха, поблагодарили меня за статью. Это вызывало во мне целую волну эмоций, среди которых преобладало чувство гордости за Церковь, сыном которой я являюсь. Конечно, после выхода из подполья эта Церковь переживает те же вызовы, которые переживала Церковь во времена Константина после выхода из катакомб: вызов комфортности, респектабельности, самоуспокоения. Однако в эту Церковь нельзя не верить, если жесткую критику со стороны мирянина (соединенную, конечно, с молитвой за тех, кого критикуют) владыки называют „любовью к Церкви”.
5. Аким Михайлович Берлянд, богослов
— Скажите, почему львовские католики так сильно выступают за украинизацию христианства? Неужели конфессия, которая взрастила таких серьёзных мыслителей, как Бенедикт 16 и Вальтер Каспер, не смогла осознать ошибочности христианского национализма? Заранее благодарю за ответ.
— Я предлагаю Вам, уважаемый Аким Михайлович, различать христианский национализм и национальную форму инкультурированного христианства. Ни в одной стране мира нет чистого, „дистилированного” христианства. Чтобы стать инкультурированным, христианство должно было найти в каждом народе его невидимый духовный код и отозваться на него. Вот почему даже в Римо-Католической Церкви, в которой нет понятия, скажем, Французская Католическая Церковь, присутствуют национальные отличия, которые не дадут Вам спутать, например, Францию и Польшу. Да и баптисты в американской Атланте существенно отличаются от баптистов, скажем, в украинском Ровно. Что уже говорить о Восточных Церквях, в которых „привязка” к народу значительно сильнее.
В Украине проблема христианского национализма часто привязывается к выходу из подполья УГКЦ и возрождению движения за православную автокефалию. Мол, было одно универсальное христианство, представленное Московским патриархатом, а теперь ему противостоят националистические ереси. Однако что вынуждало Андрея Боголюбского или русских царей отрывать от универсальной киевской традиции Московскую Церковь? Не назвали ли бы Вы сегодня это национализмом? Искусственность формулы „универсальное российское христианство” можно почувствовать сразу же, как только приедете в Москву, в которой РПЦ официально называют „Церковью русского народа”. Даже россиянин Андрей Зубов как-то заметил: „Во всем развернутом докладе, прочитанном 29 декабря 1994 года в Русской Академии образования и названном ‘Основы православного образования в России ’, Святейший Патриарх [Алексий ІІ] не раз подчеркивал неразрывную связь русского народа с православием, но ни разу не упомянул, что он патриарх не только россиян, а и якутов, украинцев, чеченцев, татар, армян, немцев, евреев, калмыков и прочих народов России”. Итак, за эвфемистической формулой „универсализм versus национализм” стоит на самом деле желание одной Восточной Церкви, Церкви Москвы, сохранить статус кво и не допустить возрождения другой Восточной Церкви, – единой Церкви Киева.
Так, может, христианского национализма нет вообще? Нет, он есть, в частности есть и в Украине. Я бы его очертил как попытку построить (или развивать) Церковь на этнической вражде. В этом смысле украинский христианский национализм ничем не отличается от русского христианского шовинизма. Опасность здесь в том, что Христова любовь, которая дарует свободу и вбирает в себя все естественные отличия, подменяется идеологически мотивированной враждой.
4. Коханчук Руслан, г.Киев, [email protected]
— Слава Иисусу Христу! 1. Господин Мирослав, на Ваш взгляд, почему в среде УГКЦ так слабо отстаиваются позиции верующих военнослужащих? Любые проекты церковно-государственных документов или проектов законов обязательно (на мой взгляд) имеют упоминание о христианской этике, а о будущем военного капелланства — молчание. И каким образом может измениться ситуация?
— Слава навеки, отче-диакон! Церковь после выхода из подполья в один момент должна была возродить свое служение во всех областях человеческой жизни. Это нелегкое задание, которое требует не только понимания, как это делать, но и надлежащих материальных и кадровых ресурсов. Поэтому не все сферы в одинаковой степени охвачены вниманием Церкви. Скажем, тюремное или даже университетское капелланство так же требуют переосмысления и надлежащей инициативы. Я лично достаточно большую надежду возлагаю на семинарии, в которых будут формироваться призвание именно к тому или иному специализированному служению.
2. Если бы Вам захотелось дописать (расширить) свою книгу «Українська ідея і християнство або Коли гарцюють червоні коні апокаліпсису», то что бы Вы к ней добавили (какие идеи), учитывая события, прошедшие со времени публикации?
— В моей книге идет речь по большей части об общественных аспектах современного христианства и служения Церкви. Однако судьба христианства в большой мере зависит и от того, в каком состоянии находится богословие. Само превращение его в такую себе е христианскую идеологию побудило патриарха Атенагора так остро раскритиковать богословов (в „Беседах” Оливье Клемана). В последнее время я много работал над богословским аспектом христианства. А поскольку глубинные сущностные вещи в христианстве негде так выразительно не проявляются, как в его отношении к иудаизму, то меня заполнила эта тема.
3. Радик
— Президент Ливии Кадафи добился выплаты денежных средств от Франции и Испании за то, что Ливия была без геноцида и только несколько десятков лет колонией этих стран. Представляете какие финансы должны быть выплачены этническим украинцам за века колонизации и пытки голодом по этническому признаку?!
— Вы правы, и перенесение логики верховенства права на нашу часть света имело бы удивительный и оздоровительный эффект. Однако оно бы имело и неожиданные последствия. Во-первых, оно бы открыло нам, этническим украинцам, что в истории мы были не только жертвами и что наша национальная совесть должна серьезно взвесить несправедливость, которую мы нанесли другим народам. Даже если нас вынуждало к этому правило „око за око”, то христианин не имеет права не знать, что это правило обоюдоостро и делает виноватыми обе стороны. Во-вторых, я убежден, что в какой-то момент тех межнациональных счетов мы бы остановились перед непониманием Господнего Провидения, которое каждому народу определяет его собственную миссию, а следовательно и собственную судьбу с особенным, неподвластным человеческому постижению балансом его счастливых свершений и болезненных страданий.
2. Nazar, [email protected]
— CHi e yakis ruh na sblishenya Hreko-Katolickoi cerkvi s pravoslavnimi v Ykraini, shob buti v kanonichniy ednosti ?? Bo vasha cerkva syednana s Papou rimskim, yakiy dlya pravoslavnih nahoditsya v roskoli, i vsi pitanya vpersh po duhovnih zovsim vidrisnyautsya vid pravoslavnih , navit deyaki svyati Shodu nasivali "nepravidniy shlyah" katolickih mistikiv v porivnyani s pravoslanou duhovnistu i cvyatih otciv.
— Подобные отличия в традициях и мировосприятии пышно процветали и в I тысячелетии, однако Церковь могла быть единой. Сегодня порой кажется, что вернуться к единству можно лишь тогда, когда ликвидировать все отличия и „подстричь” все церковные учения под одну единоправильную гребенку. Но это невозможно и неправильно в принципе! Бог создал нас разными и, я уверен, тешится разнообразию наших отзывов на Его Слово. Чего мы до сих пор не поняли, так это того, что своими непутевыми усилиями отстоять истину мы разрушаем любовь (символом которой и является Евхаристия), то есть искажаем наибольшую Божью истину! Поэтому я бы как можно скорее восстанавливал бы евхаристическое единение христиан, чтобы возобновленная любовь лечила наши души и распрямляла наши жизненные пути.
Что касается украинских Церквей киевской традиции, то, на мой взгляд, сегодня действительно происходят интересные изменения в их сожительстве. УГКЦ предлагает такую форму единства, которая не будет отрицать прежние исторические связи каждой Церкви – скажем, УПЦ с Москвой, независимых Церквей – с Константинополем, а УГКЦ – с Римом. Но такое единство требует, чтобы мы поднялись над нашими конфессиональными предубеждениями, которые являются человеческим приобретением. Вы нигде не найдете в Евангелии обоснования конфессиональных разделений – напротив, давайте внимательно прочтем ап. Павла, и все станет на места!
Tomu dushe nesrosumile vidnoshenya Hreko-katolickoi cervki do rimskoi cerkvi, shidna tradicia osudshue rimo-katolickiy shlyah duhovnosti, navit bilshe kashe sho toy yakiy podvisaetsya po katolickim mistikam staae na shlyah samoobnanu i tak dali!
— См. Ответ выше.
1. Виктор Мельничук, м. Ровно
— Господин Мирослав! Возможно мой вопрос не совсем к Вам, но хотелось бы знать, как в среде УГКЦ (церковная интеллигенция, богословы) расценивают ответ Синода УПЦ на письмо кардинала Гузара относительно предложенной им идеи "двойного единства" греко-католиков с Римом и Константинополем одновременно? Благодарю
— Первая реакция моя и моих коллег – это грусть. Ради того, чтобы быть доктринально и идеологически правильными, авторы этого письма не почувствовали, что они обижают того, кто пришел к ним по своей доброй воле. Но что тут поделать. Наверно, мы, греко-католики, также не замечаем, как своими словами причиняем несправедливость православным. Должны все учиться не только тому, что требует от нас наша экклезиологическая позиция, но и тому, что требует от нас евангельская культура.
Если же говорить по существу высказанных мыслей, то бросаются в глаза три момента.
Во-первых, в письме выразительно просматривается позиция: сначала экуменизм мировой, потом – наш украинский. Сначала пусть Католическая и Православная Церкви будут объясняться между собой, а тогда уже мы в Украине будем к этому приобщаться. Но собственно эта позиция и делает нас объектами мировых христианских процессов, а не их субъектами. Позиция УГКЦ предлагает исследовать другую модель, которой в свое время жила вся Киевская Церковь, а именно: что можем мы в Украине сделать для того, чтобы Католическая и Православная Церковь сближались между собой?
Во-вторых, модель двойного сопричастия, которую обсуждают в УГКЦ, неявляется „типично унийной”, как об этом говорится в письме, потому что не предусматривает разрыв с православием. Она как раз является попыткой выйти из униатских зависимостей и подчинения и стать „лабораторией” сожительства, которая будет побуждать оба мировых центра приближаться друг к другу. Кроме того, неужели православное сознание не замечает, что ярлыком „униатский” оно клеймиткаждую модель, предусматривающую единство с Папой. Так неужели тысячу лет православные жили в грехе униатизма, если признавали Папу?
В-третьих, грустно, что разными способами обе наши Церкви ставят под сомнение правосубъектность друг друга, не видя друг в друге огромного поля возможностей, которые могли бы быть открытыми. Но утешает то, что обе стороны видят позитив от участия в одном Совете Украинских Церквей Владимирового Крещения. Это хороший шаг в правильном направлении.
