«Для завершения военного противостояния необходимо объединение Церквей», – епископ Луганский УПЦ КП АФАНАСИЙ
С епископом АФАНАСИЕМ (Яворским), который управляет Луганской епархией Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата, журналист РИСУ встретилась в Днепропетровске. Владыка приехал в город, чтобы с руководителями других восточных епархий принять участие в общей молитве за Украину. Вечером у гостя появилось несколько свободных часов и мы встретились в Днепропетровской духовной семинарии за чашкой кофе.
Владыке Афанасию выпало руководить Луганской епархией чуть ли не в наиболее драматическое время – время войны. О том, как епископ родом с запада страны начал свою религиозную миссию на крайнем Востоке, читайте дальше.
– Владыка Афанасий, Вы стали управляющим епархией в октябре 2013 года, как раз перед началом Революции достоинства. Когда Вы приехали на Луганщину, какой она Вам показалась, в каком состоянии Вам досталась епархия?
– На Луганщине до назначения я был только дважды, и это были поездки рабочие. Сумский архиерей, архиепископ Мефодий, был назначен временно управляющим Луганской епархией, а я у него был пресс-секретарем. Потом меня избрали в Сумской области викарным епископом Конотопским. А когда встал вопрос, что нужно развивать Луганскую епархию, потому что кафедральный собор построен, управление построено, меня Священный Синод избрал епископом Луганским и Старобельским 20 октября 2013 года. И в первых числах ноября я туда поехал и принял управление епархией.
Луганская область была специфической в плане религиозной ситуации. Там нелегко было Киевскому Патриархату, потому что Луганщина граничит с Российской Федерацией. И очень сильно стояла там УПЦ (МП) в то время, когда я принял епархию. Если не ошибаюсь, то в самом только Луганске было 68 храмов Московского Патриархата. Потому один построенный Свято-Троицкий кафедральный собор КП и еще две действующие общины, которые были в самом Луганске, растворялись среди немалого числа московских храмов. Но регион настолько специфический, что не только к нам в церковь не ходили. Не очень-то посещали и храмы МП. Тамошние люди привыкли приходить на большие праздники – на Пасху, воду освященную взять. А так в храмах того же МП на обычных богослужениях очень мало людей.
Впрочем, такая ситуация была у нас и по другим причинам. Например, владыке Всеволоду (возглавлял Луганскую епархию в 2003–2009 годах) было очень нелегко поднимать епархию. Это то же самое, что горохом пробивать железобетонную стену. Он зарегистрировал на то время с очень большими боями, с огромными трудностями около 20 приходов. Из них действующими реально были 15. Когда пришел после владыки Всеволода владыка Тихон (Петранюк) (возглавлял епархию с 21 октября 2009 по 13 декабря 2010 года) (тут епископ Афанасий выдерживает паузу)… то в силу определенных личных причин и действий, вы можете поискать информацию, если не в курсе, возникли проблемы.
– Насколько известно, на епископа Тихона было возбуждено уголовное дело.
– Оно и не закрыто. Он там наодалживал и не отдал. Это все потом негативно повлияло на имидж. Это убило, честно говоря, Киевский Патриархат там. И когда назначен был владыка Мефодий (временно руководил Луганской епархией с 2010 по 2013 год – прим. авт.), то ему было очень нелегко пробивать эту твердолобость, которая существовала относительно КП. Когда он приходил к кому-то, ему говорили: «А, вы от Тихона? Все!» – даже не хотели разговаривать. Но когда уже меня поставили управляющим архиереем, то вся моя сила была направлена на то, чтобы помириться с теми людьми. Это были депутаты и городского и областного совета, бизнесмены, блокировавшие полностью работу КП на Луганщине. В основном это были представители Партии регионов. И мне с большими трудностями приходилось с ними налаживать отношения. Все-таки я почти со всеми за эти предвоенные месяцы нашел общий язык. Потому что, несмотря на Евромайданы, несмотря на постоянные выступления возле памятника Шевченко, а я там каждое воскресенье был, несмотря на все, я сумел помириться с теми, с кем поссорился Тихон. И, если бы не война, то, думаю, начала бы налаживаться религиозная ситуация на Луганщине. Но все это война остановила и сейчас тяжело сказать, что будет дальше.
– А в глазах простых граждан, верян Вам тоже пришлось восстанавливать имидж Вашей Церкви?
– Конечно, было так. И не только из-за Тихона. Было духовенство, которое, честно говоря, неадекватно себя вело. (Рассказывать больше об этом владыка не хочет – прим. авт.)
Но я пришел и тех, кто слонялся без приходов, начал расспрашивать, что к чему и как. Всех священников, кто не хотел заниматься работой, я просто отстранил, запретил в служении. Выполнены были определенные процедуры, сформулированы апостольскими правилами, почему запрещено им. Потом я составил письмо к властным органам, в Управление по делам религий ОГА, в частности, что таким священникам запрещено в служении, что всякие действия, которые они будут проводить, расценивать как разжигание межрелигиозной вражды. Об этом я еще написал главе ОГА, меру Луганска и мерам городов, откуда были священники. Священник, который запрещается, но проводит богослужения, – мошенник. Поэтому соответствующие письма я еще и разослал в правоохранительные органы.
– То есть Вы провели своеобразную чистку?
– Да, провел. У меня было 20 священников, я отстранил 8. И с тем духовенством, которое у меня осталось, я смог потом работать. С октября и до начала войны, а война началась в Луганске в апреле, у меня в кафедральном соборе и в остальных храмах КП начало стремительно расти число верующих. Например, когда я пришел на богослужение в первый раз, то в храме стояло в воскресенье 5 человек. В мае уже на литургии стояло 50 человек. Это в центральном кафедральном соборе. Ситуация начала выравниваться и в приходах.
– Говорят, что Луганская епархия – одна из беднейших в Украине в Киевском Патриархате. Пытались ли Вы исправить ситуацию?
– Да, епархия действительно самая бедная. Почему? Большинство приходов, зарегистрированных на Луганщине, были на юге. Это города и райцентры, где есть промышленность. Почему юг Луганской области захвачен? Потому что там шахты и промышленность. Первые церкви основывались в развитых административных центрах или городах. Именно там, где были шахты и заводы, где налаживались отношения с директорами предприятий – с этого начиналась община. Директоры шахт, заводов становились меценатами, и помаленьку, вместе с народом, строился храм. Так и по всей стране.
А вот север области – аграрии. Все, что до Рубежного, Северодонецка, потом Попасной, до Старобельска, Станицы Луганской, – до этой границы были зарегистрированы приходы. А вот тут, на севере, только в Сватово приход был. То есть на юге были развиты приходы, а на севере – нет.
Когда ЛНР захватила юг области, в моем подчинении остался один недействующий приход в Сватове. А потом, когда отвоевали, – недействующий в Северодонецке и такой же в Рубежном.
Чтобы существовало епархиальное управление, нужны какие-то средства. Средства откуда берутся? Приход действует, люди ходят на богослужения, определенные средства жертвуются, за требы платится. С этих денег священник в приходе получает зарплату, содержит церковь и делает взносы на епархиальное управление. Такая система построена по всей Украине.
Почему самая бедная тогда? Три недействующих прихода получаю в результате военных действий. Другие приходы, на территории так называемой ЛНР, закрыты, священники уже выехали. Мне пришлось просить других епископов, чтобы священники совсем не разбежались, временно принять их на службу.
– Вы говорите «недействующие приходы». То есть там даже не было кому и где править службы?
– Они зарегистрированы и все. Сейчас ситуация немного меняется – стоят военные. Я, там, где нужно, священников возвращаю назад, и вместе с военными они занимаются капелланской работой, в то же время находят помещение. Так, в Северодонецке и в Рубежном нашлись помещения. И по другим селам нашлись помещения – от Старобельска по направлению к Счастью, к Станице Луганская – всюду стоят капелланы. Где есть капелланы, там есть часовня. Туда ходят как военные, так и гражданские. Таким образом, начинаем проводить богослужения. И так же верх Старобельского района. Еще вот в Сватово не удалось ничего найти.
– Получается, сейчас те приходы, которые раньше существовали фактически на бумаге, получили шанс на жизнь?
– Да, в тех местах, даже где и не думали регистрировать приходы, есть шанс, что они начнут действовать. Проблема еще вот в чем, духовенство – это же не так просто. Это, прежде всего, человек. А человек нуждается в чем-то. Когда священник работает капелланом, там еще какую-то зарплату платят и жить есть где. Почему не регистрировались приходы? Обычный священник должен найти жилье. Жилье, как правило, бесплатно никто не дает. В селе могут дать – вот, заброшенная хата, давай ремонтируй и живи. Но когда люди не ходя в храм, в церковь, то с чего отец должен жить? Потому священники, даже если регистрировался приход, как было в Рубежном, Северодонецке, не шли туда, потому что негде было жить.
– А Вы сейчас свою епархию тоже фактически переместили на север Луганской области?
– Да, туда. Я сначала был в Старобельске на своей второй кафедре. Это центр севера, мне легко было в Сватово ездить, в Марковку, Станицу Луганскую. Но все же епископ должен быть в областном центре. Поскольку Северодонецк на сегодня является областным центром, то, когда наладил более-менее работу священников в Старобельске, я переехал в Северодонецк. Там начну организовывать работу епархиального управления, делать упор на регистрацию приходов, на поиск помещений – уже отдельно от воинских частей.
Сейчас со мной там, на севере, работает 15 священников, которые задействованы полностью в капелланской службе.
– А там есть хоть какой-то храм?
– Нет. Ни одного. Вот и самая бедная область.
– Вы говорите, что война пришла в апреле 2014 года в Луганск. Как все началось?
– С избиением студентов на Евромайдане в Киеве началась открытая моя деятельность на Луганщине – выступления на майданах в поддержку студентов, а потом с осуждением аннексии Крыма. Людей немного собиралось, по большому счету, эти майданы были разогнаны. Позже в Луганске захватили Управление СБУ, а потом каким-то образом началась стрельба. Начали появляться кадыровцы там. На тот момент Святейший Патриарх Филарет разрешил в храмах проводить сбор для украинского войска, потому что тогда уже начали свозить воинские части на границу. Это были сборы карематов, покупали нижнее белье, другие вещи, еду. Буквально все. И завозили к ним. Это было аж до Пасхи, 20 апреля 2014-го. Помню, в пасхальную субботу поехал по северу области святить паски. Одного священника послал на юг, и один священник освящал паски в районе Луганского аэропорта. Это было последнее, потому что после этого блокпосты вокруг Луганска перестали пропускать машины с любыми вещами. Особенно, когда машины были очень загружены. Выехать было легко из Луганска, когда машина пустая. А если машина загружена, проверяли. Если везешь продукты и вещи, а они знали, какие вещи нужны военным, то разгружалось все. Могли за это избить, могли расстрелять. Случаи были.
Впрочем, до 9 мая я еще проводил богослужения в кафедральном соборе. Помню, были их автопробеги за «русский мир», шествия городом. Всюду украинские флаги были зарисованы российскими триколорами. Единственное, что меня спасало в то время, люди не разбирались, где какая конфессия. Стоит церковь, пришли: «Православная церковь?» – «Да, православная!» – «Ну и хорошо!» Мало кто уточнял какая. Потому меня сначала и не трогали. Помню, в тот период был сильно избит римо-католический священник. Греко-католический выехал в июне, потому что ему начали угрожать.
9 мая, в пятницу, я отслужил панихиду по погибшим во время Второй мировой войны. В субботу – всенощное бдение, и отъехал по делам. Когда вернулся, меня ждали примерно 10–12 вооруженных автоматчиков. Начали угрожать. Говорили, что мы «бандеровская церковь». «Если будете служить, мы вас всех попов в расход, а прихожан — через покаяние в Московский Патриархат. А если не будут каяться, то тоже в расход пойдут!» Так было.
– А кто были эти люди?
– Это их ополченцы были. Я не лингвист, чтобы разобрать по говору, откуда. Говорили по-русски. Было темно, не видно было хорошо. На улице это все было. Сказали: «Если завтра ты будешь служить, тебя уже не будет и прихожан твоих не будет!» Поэтому я уже в воскресенье в кафедральном соборе не служил. Такая же ситуация произошла во всех церквах, которые у меня были в Луганске. То есть это была спланированная акция. Я тогда по телефону доложил Святейшему Патриарху Филарету, он осветил это в СМИ.
– То есть Вам запретили проводить служения. А покинуть город не заставляли?
– Работа епархиального управления фактически была остановлена. Я решил скрываться. Понимал, что неотвратимо будут военные действия. И начал готовиться. Свято-Троицкий кафедральный собор – двухэтажный, есть теплый подвальный храм, зимний и верхний. И в епархиальном управлении есть хорошее подвальное помещение. Я начал оборудовать это под бомбоубежище: закупать продукты, вещи первой необходимости. Кровати я там не мог поставить, но поставил скрученные матрацы. Еще тогда «Эпицентр» и «Метро» работали. Пули над головой летают, а я езжу и скупаю продукты длительного хранения – каши, крупы. Покупал такие, которые можно заливать кипятком и есть. Потом попросил активистов местных, они привезли мне 900-литровую бочку. В Луганске такая особенность была, что люди из-под крана воду не пили – покупали очищенную. Поэтому я пошел к директору одной из таких фирм, попросил у него питьевой воды. Тот выделил машину и отгрузил мн 900 литров. Я ее в подвале поставил, еще и серебряную цепочку туда положил, чтобы действительно вода была годной для питья.
Потом мы с помощниками еще занесли мешки с песком вовнутрь, чтобы заложить окна, и все было готово. Подвал у нас добротный получился. Даже если что-то завалится, на поверхность выйти можно было бы, потому что оставил там инструменты – ломы, кирки. Когда все было готово, мы предупредили луганчан. Распечатали объявления и разнесли по целому району, что в случае бомбардировок Свято-Троицкий кафедральный собор УПЦ КП может принять около 100 людей.
Это я делал, несмотря на то, что меня преследовали и я скрывался. Телефон у меня был отключен с 9 мая до 30 июня. Я жил в разных точках и одновременно готовил укрытие.
– Ваши старания пригодились?
– Пригодились. 100 людей проживало там на протяжении месяца, когда были разрушительные обстрелы. Это был июль-август примерно.
– Но Вас уже тогда не было в Луганске?
– Да. 30 июня приехали за мной окончательно. Не знаю, добро мне хотели сделать или зло. Это были не казаки, донские или ростовские. Похожи на наших были. Угрожали. Пытались запугать – показательный расстрел делали. Ставили к стенке и стреляли возле уха. Я об этом не рассказывал никому. Даже Патриарху не говорил. А потом сказали: 20 минут на сборы. У меня и так давно уже все было собрано. Завязали глаза, посадили в свой автомобиль. Около часа возили по Луганску, запугивали. Потом вывезли за блокпост, вытянули из своей машины, посадили в мой автомобиль и сказали, чтобы меня больше в Луганске не было.
– Интересно. То есть, Вам оставили автомобиль. У некоторых священников, насколько известно, машины отбирали.
– Мне автомобиль отдали. Возможно, потому, что у меня старенькие «Жигули» 1983 года. Я поехал. На блокпостах меня не останавливали. У меня сумские номера на машине, так что у них, наверно, была ориентировка.
Я тогда сразу взял курс на Киев, чтобы доложить все Патриарху. Но когда я доезжал до Харькова, в машине лопнул тормозной шланг. Я попал в небольшую аварию. Если бы ехал быстрее, то перевернулся бы – машину трижды развернуло на дороге. Харьковская объездная – живая такая, насыщенная. И хорошо, что ехал я ночью – никого на трассе не было. А так бы я разбился, конечно. Это было того же 30 июня.
– Вы считаете, это было случайностью или нет?
– Я водитель нормальный. Ручник у меня работал, так что я доехал до Сум. Утром добрался до станции техобслуживания. Сразу спросил у хлопцев: «У меня тормозные шланги вышли из строя от того, что я, возможно, купил некачественные?» Потому что в мае я поменял масло, как раз шланги и еще новые шаровые шарниры поставил. Машина старая (улыбается владыка), запчасти недорогие, поэтому можно ремонтировать.
Хлопцы на СТО посмотрели тот шланг, который лопнул. По нему невозможно было определить причину поломки, вроде был не резаный. А когда взяли второй и начали смотреть, то тот был проколот. Не подрезали шланги, а прокололи.
– То есть, своего рода было покушение?
– Да, покушение на жизнь. И это Патриарх озвучивал. Но это еще не был конец. Потом я поехал-таки в Киев. И на трассе Сумы–Киев у меня обрывается шаровый шарнир, который я менял. Я на этой же машине слетаю с дороги. Машина переворачивается. Если бы не был пристегнут ремнем безопасности, точно бы уже погиб.
Машина ехать не могла. Эвакуатором мне ее отправили снова в Сумы. Месяц авто было в ремонте. На этой же станции обслуживания снимают те четыре шаровых шарнира и начинают проверять. Оборвало нижний правый. Хлопцы все промыли. И там оказался осадок – песок, то есть абразив, который и привел к поломке. Там такая специфика, что его могли засыпать раньше. И все время, пока я ездил еще на машине, детали перетирались. Что и вышло. Снова то же покушение на жизнь. Но я уже об этом никому не говорил. Я побитый был. Лечил порезы и синяки. Это произошло 31 июля.
– Вот видите, владыка, Бог Вас спас!
– Да, Бог спас. Вот такое было. Потом святейший Патриарх говорил: «Не могли убить в Луганске. Боялись. Думали, что умрет в автокатастрофе. А не вышло. Бог сберег».
– Кто-то из священников остался на подконтрольной боевикам территории Луганщины? Можем ли об этом рассказывать?
– Можем. Единственный секретарь епархии там сейчас. Он – местный, луганчанин. Уважаемый человек, ему 68 лет. Всю свою жизнь проработал в школе, был директором. Школа была элитной при Советском Союзе. Отец Анатолий это. Он сказал, что ему некуда ехать. Если застрелят – значит, такая судьба. Если не застрелят – на то Божья воля. Остался оберегать епархиальное управление и собор. Я ему отдал все ключи.
– То есть, священник на месте. А службы есть в кафедральном соборе?
– Нет. Сейчас все расскажу. Когда начали люди там жить (июль–август 2014-го), выключили свет. А я еще раньше купил электрогенератор дизельный, еще когда мы там ремонты делали в епархии. И я для него приобрел 70 литров дизеля, на случай, если не будет света. Но и это пришлось отдать. Почему? Тогда в Луганске были повреждены электросети. А рядом – местный водоканал. Электричества нет – и воды нет. Там услышали, что работает генератор и пришли просить: «Дайте нам генератор». От ЛНР пришли, представляете. Так говорили: «Вы если не отдадите, все равно заберем!» Мне отец Анатолий звонит и спрашивает, что делать. «Без вопросов отдавайте!» – ответил я. Мы отдали этот электрогенератор, и он поставлял воду, по крайней мере, половине Артемовского района Луганска – утром 2 часа и вечером так же.
Этот генератор они обещали вернуть, но до сих пор этого не произошло. Впрочем, отец Анатолий не просто так им отдал его, а по акту приема-передачи. Так что у нас есть документ на руках, если что (епископ Афанасий улыбается).
Вы знаете, власть ЛНР такой наш жест запомнила. И когда позже, где-то в октябре, приехали донские казаки и хотели захватить епархиальное управление, а храм отдать под казармы, тогда люди местные вечером собрались и сказали: «Нам не нужны казачие казармы, потому что это первое, куда будут стрелять. Нам самим нужен храм, чтобы было куда спрятаться, когда начнут стрелять!»
И этот факт и авторитет отца Анатолия сработал на то, что местная власть ЛНР начала нас даже защищать. Потому что уже на второй день к отцу Анатолию приехал наряд милиции и сказал, что будет тут дежурить постоянно, чтобы никто не беспокоил.
– Но храм все равно действовать не мог?
– Да, храм действовать не мог. После этого я потихоньку начал проводить переговоры в телефонном режиме, чтобы мне разрешили-таки вернуться и вести богослужения. (С кем и как это делалось, епископ не хочет рассказывать.) Отец Анатолий писал соответствующие заявления, писал просьбы. Это с октября началось. Фактически на Рождество они негласно сказали: «Вы можете служить, мы вас трогать не будем». И не в храме, а в епархиальном управлении отец Анатолий обустроил большую комнату под церковь, и туда начали приходить люди. 15–20 человек. Это, действительно, нормальное количество, потому что почти все национально сознательные люди оттуда выехали.
Фактически с властью ЛНР можно договориться. Что мы и попробовали. Однако она, в действительности, не контролирует там ситуацию.
– А кто контролирует? С кем можно говорить?
– Нет таких людей. Там хаос. Приблизительно ситуация такая: власть ЛНР, они сидят на местах в кабинетах, при должностях. Имеют свою армию. И там же есть разделение – казаки донские своей группкой ходят (они позже от ЛНР отделились и появились в Стаханове), казаки ростовские, отдельно ходят кадыровцы. Их рук дело – грабежи, мародерство и насилие. Эти между собой воюют, а против них всех – местные партизаны. Вот они – за Украину.
На самом деле, этой ЛНР уже предоставили столько автономии и полноты власти, что они бы рады были принять. Но остановить все разбои и анархию они не могут. А еще с боку Россия, которая дает вооружение всем тем бандформированиям неконтролируемым. И выходит, что ЛНР в такой себе патовой ситуации. Это мое личное мнение.
– То есть, Вы пока еще не рискуете возвращаться в Луганск?
– А меня не пропустят. Меня наши не выпустят, потому что я не имею пропуска. А там на первом же блокпосту меня могут арестовать. Я мог въехать в Луганск еще поездом. Но выехать назад – точно, что нет.
Наш разговор прерывает телефонный звонок – звонят из временного епархиального управления в Северодонецке. Епископ Афанасий планировал остаться в Днепропетровске еще на один день, но завтра нужно возвращаться назад – есть дела.
– Владыка, как нам пережить эту войну?
– Понимаете, на той территории, на Луганщине, сильное безбожие было. И Бог, чтобы испытать нас сегодня, наказывает нас. И за разворовывание государства, и за религиозные противостояния, и за равнодушие, прежде всего, всего населения. Потому что виноватым считают только кого-то одного, например, президента. А все остальные – святые. А перемены должны проходить в себе, чтобы изменить все государство.
Выход из ситуации есть, как я вижу. Народ должен понять, что допустил страшную ошибку и раскаивается в своем грехе. И должна быть создана единая Поместная Украинская Православная Церковь. На уровне епископата были переговоры о Поместной Церкви, но когда пришел Янукович, это было спущено на тормозах. Сейчас снова пытаемся возобновить диалог об объединении. Когда пришел Митрополит Онуфрий (Предстоятель УПЦ (МП) – прим. авт.), отпали возможности начать объединительные процессы. Это свидетельствует о том, что невыгодно России, чтобы в Украине была своя единая Церковь, потому что тогда Россия просто нас потеряет.
Поэтому важным фактором для завершения военного противостояния является объединение Церквей.
– Епископ Афанасий, Вы уже полтора года служите на Луганщине, хоть и с перерывами. Вы сами родом из Тернопольской области. Не надоело на Востоке?
– Знаете, мне легче на Востоке. Я в Сумах с 2001 года. И, таким образом, в восточной Украине «прижился». Когда я приехал в Луганск, мне страшно стало от того, что Луганск, который многих пугал, понравился мне с первого взгляда. Считаю свое назначение на Луганскую кафедру промыслом Божьим. Потому что это мне стало родным. Вы себе не представляете, какая у меня ностальгия, как у меня сердце разрывается, как я переживаю, как хочу туда вернуться. Это мое!
– И, в конце концов, Вы увидели, что можете что-то там сдвинуть с места.
– Да, конечно, я почувствовал это. Возможно, я слишком рьяно взялся за работу, потому что за несколько месяцев я помирился со всеми, с кем там были испорчены отношения. О, чуть не забыл! В прошлом году, за день до захвата СБУ, в апреле, я договорился о строительстве нашего храма в Ровеньках, на территории тамошнего базара. Конечно, об этом сейчас и речи нет. Но, надеюсь, все еще произойдет.
***
Луганская епархия УПЦ КП в цифрах
28 приходов. 18 – на территории, подконтрольной ЛНР. 10 – на свободной территории, большинство пока не действующие.
16 священников. Один остался в Луганском епархиальном управлении. 15 – на свободной территории. 10 священников – из Луганской епархии. Остальные – из других епархий, несут капелланскую службу.
Управляющий Луганской епархией, преосвященный АФАНАСИЙ, епископ Луганский и Старобельский (в миру Борис Игоревич Яворский) родился 8 августа 1976 года в с. Ореховец, Подволочиского района, Тернопольской области.
В 1995 году поступил в Киевскую духовную академию и семинарию Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата.
15 марта 1998 года ректором Киевской духовной академии и семинарии Даниилом (Чокалюком), епископом Вышгородским, в академическом храме святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова (г. Киев), рукоположен в сан диакона. В этом же году переведен в Тернопольско-Кременецкую епархию для служения диаконом.
27 июня 2000 года переведен в Тернопольско-Бучацкую епархию и 12 июля 2000 года Василием (Бондарчуком), митрополитом Тернопольским и Бучацким, рукоположен в сан пресвитера в храме святых апостолов Петра и Павла с. Пушкари, Бучацкого района, Тернопольской области. Богослужебную практику проходил в Свято-Троицком соборе г. Подволочиск, Тернопольской области.
24 февраля 2002 года епископом Сумским и Охтырским Михаилом пострижен в рясофор с именем Афанасий в храме Рождества Пресвятой Богородицы г. Сумы. 6 июня 2002 года назначен настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы г. Сумы.
19 декабря 2007 года преосвященным Мефодием (Срибняком), епископом Сумским и Охтырским в Свято-Воскресенском кафедральном соборе пострижен в малую схиму с именем Афанасий в честь св. Афанасия Великого, архиеп. Александрийского и 1 января 2008 года назначен пресс-секретарем Сумской епархии.
27 июля 2011 года Священным Синодом УПЦ Киевского Патриархата был избран епископом Конотопским, викарием Сумской епархии.
21 августа 2011 года в Свято-Владимирском патриаршем кафедральном соборе г. Киев состоялась архиерейская хиротония.
20 октября 2013 года Священным Синодом УПЦ КП назначен управляющим Луганской епархией, епископом Луганским и Старобельским.
Разговаривала София Богуцкая
