"Когда я писал книгу, то я думал о профессиональных философах и о студентов как своих читателях. Им я хотел рассказать об истинной истории философии в Византии"

Книга, которая может изменить Ваше представление об истории православного богословия. Книга, которая намечает новые пути к решению старых споров. Книга, которая помогает найти предшественников экуменизма в средневековой Византии. Книга, которая позволяет по-новому понять взаимоотношения теологии и философии. Все это – «Византийский неоплатонизм от Дионисия Ареопагита до Геннадия Схолария» Юрия ЧЕРНОМОРЦА.

— Кому, в первую очередь, адресована Ваша книга?

— Когда я писал книгу, то я думал о профессиональных философах и о студентов как своих читателях. Им я хотел рассказать об истинной истории философии в Византии. Ведь практически вся философия и теология Византии – это византийский неоплатонизм как специфический тип мышления, с собственными характеристиками, дискуссиями, эволюцией. Были лишь небольшие вкрапления аристотелизма, платонизма, а в поздней Византии добавилось некоторое влияние св. Августина и св. Фомы Аквинского. Мне казалось, что в результате моих исследований вырисовывалась интересная история, которую можно попробовать рассказать языком философии. Если современные богословы владеют этим языком, то им тоже будет интересна книга. В частности потому, что показаны большие достижения византийцев, которые до этого времени не осознавались и не анализировались. А также книга интересна богословам потому, что в ней дан объективный анализ тех проблем и дискуссий, которые актуальны даже сегодня и как наше наследие и как вызов нам.

— Как долго длились Ваши исследования в этом направлении?

— Греческой патристикой я занялся еще в университете. Первая статья вышла в 1996 году, после победы в конкурсе на лучшую студенческую работу. Так что я этой проблематикой занимаюсь всю свою философскую жизнь. «Византийский неоплатонизм» я написал в результате пяти лет исследований. Скоро издам написанное раньше. Это четыре монографии: о богословии святого Максима Исповедника, о св. Григории Паламе, о св. Афанасии и каппадокийцах, о современной православной теологии. Долго думал, из какой книги начать печатать эту серию монографий, но обстоятельства сложились так, что «Византийский неоплатонизм» вышел первым.

— Вам удалось адекватно изложить богословскую терминологию византийских неоплатоников на украинском языке? С какими трудностями Вы сталкивались?

— Правильный перевод на украинский – это большая проблема. В настоящий момент думаю написать об этом специальную статью с изложением, как переводить психологическую терминологию в текстах греческой патристики. Поскольку в этой сфере есть некоторая путаница, несколько переводчиков не следуют господствующей европейской традиции, а вместе с несколькими французами дают свою странную интерпретацию системы терминов в этой сфере.

Относительно использования собственно богословских терминов особых проблем не было. Я пользовался справочником по богословской терминологии, изданным в 2005 году Украинским Католическим Университетом. И благодарен за помощь лучшему украинскому редактору философской литературы Лесе Лысенко. Так что с переводом терминов у себя в работе я не вижу проблем.

Кроме того, я избегал больших цитат, чтобы поменьше думать, как их переводить. Когда-то я перегрузил собственную кандидатскую работу тем, что подтверждал все цитатами. Теперь этого избегаю. Переводить – это отдельная задача, которую необходимо решать, издавая Ареопагитики, произведения св. Максима и св. Григория Паламы. А монографии цитатами перегружать уже не хочется. Текст исследования должен быть интересным рассказом об интересной истории.

— Кого из богословов прошлого Вы можете назвать Вашим учителем?

— Интересный вопрос. А почему лишь прошлого? В университетские времена на меня оказал значительное влияние мой однокурсник Андрей Баумейстер. Он научил анализировать тексты. В свое время на меня повлиял гениальный киевский патролог Сергей Епифанович. Он научил обобщать найденные в древних текстах смыслы. Я перечел в архивах все сохранившиеся от него рукописи и даже подготовил их к печати. В этом году мы выпускаем двухтомник его произведений. Кроме того, я благодарен авторам, книги которых открыли для меня двери к особым мирам мысли отдельных гениев византийского богословия.

В мир св. Максима я вошел благодаря Сергею Епифановичу, но «ориентироваться на местности» помогли книги еп. Василия Караяниса, профессоров Торстена Толлефсена, Вольфгама Лакнера, Паскаля Мюллера-Джордана. К сожалению, в Украине их работы практически неизвестны. В мир Ареопагитик я вошел сам, но мои гипотезы помогли подтвердить работы Едварда Воттса, Сальвадоры Лиллы, Иштвана Перцеля, Жана Ванесты, Вейна Хенки. Лучшее введение в мир св. Григория Папамы – это работы Роберта Синкевича.

Если Вы понимаете Ареопагитики, св. Максима, св. Григория Паламу, то у Вас есть ключи к толкованию всей традиции и Вы сумеете интерпретировать любой византийский текст. Но при этом существует одно условие. Вы должны знать хорошо тексты античных неоплатоников, Платона, средних платоников, Аристотеля, стоиков.

Адекватный анализ византийского неоплатонизма часто невозможен для исследователя по очень простой причине. Немногие читают Прокла, еще меньше – его ученика Дамаския. Совсем мало людей в мире читают поздних александрийских неоплатоников. И потому исследователи не видят многих аспектов действительного влияния античного неоплатонизма на византийских авторов. А это – то, от чего зависит успех всей работы в этой области. В зависимости от этого Ваша книга или будет научным текстом или останется благочестивым рассуждением.

Следовательно, нужно научиться читать древние тексты, а дальше – работать и работать. Создавать гипотезы, проверять, искать новые интерпретации. Раздел о паламизме я переписывал три раза, о византийских авторах от св. Иоанна Дамаскина до начала XIV века – два раза. Потому что некоторые гипотезы не подтверждались, и приходилось искать новые объяснения. Все это интереснее детективов – расследовать интеллектуальные истории и духовные течения. И на этих путях есть тысячи помощников — исследователей, чьи труды помогают Вам. Они тоже являются учителями, но перечислить всех не хватит ни времени, ни сил.

— Были ли в Византии независимые от неоплатонизма богословы?

— Да. Во-первых, было явление византийского аристотелизма в V-VI веках.

Во-вторых, в самом начале истории Византии многие авторы зависели от среднего платонизма.

В-третьих, в XIII веке в Византии опять появились платоники, но они зависели от самого Платона, а не от среднего платонизма. Они отбрасывали неоплатонизм. Они в XIV веке вели дискуссии с византийскими неоплатониками. Это очень интересное и уникальное в истории философии и богословия явление – столкновение платонизма и неоплатонизма. С него начались дискуссии в поздней Византии.

В-четвертых, в Византии были антивизантийские неоплатоники. Это несколько гуманистов, которые вернулись к язычеству, ненавидели христианство, поэтому я считаю, что неправильно называть их «византийскими неоплатониками». Ведь византийский неоплатонизм – это разновидность христианского неоплатонизма, а не весь неоплатонизм, который был в Византии. Во всяком случае, я принимаю такую терминологию, о чем и пишу в начале книги.

Кроме того, в Византии было много духовных писателей, на которых не оказывала влияния ни одна философия.

— Можно ли было избежать влияния неоплатонизма при формировании православной догматической системы?

— Очевидно, что можно. Даже скажу больше: такого влияния и не было. Православная догматика как целостная система сформирована святым Афанасием Александрийским и каппадокийцами. А они не были христианскими неоплатониками. Их методология с точки зрения истории философии – это средний платонизм. Я в книге различаю «определяющее влияние» от просто влияния. Да, каппадокийцы использовали кое-что из неоплатонизма. Но это не влияло на систему их мышления, на их философское и богословское мировоззрение. Их мировоззрение было сформировано вероучением Церкви и методологией мышления, которую имел средний платонизм. Неоплатонизм подключается к защите ортодоксии лишь у св. Максима Исповедника.

И потому христианская теология всегда имеет и имела раньше несколько степеней свободы относительно влияния неоплатонизма. Во-первых, можно формулировать догматику на уровне вероучения без греческих понятий. Я думаю, что о. Георгий Флоровский и другие богословы ошибались, когда считали, что православному богословию подходит только один язык. Святые отцы достаточно свободно превращали термины греческой философии в собственные понятия, изменяя смыслы. Об этом у меня была статья «Основные категории патристической метафизики». Может, когда-то еще напишу на эту тему большое исследование. Во-вторых, святые отцы были свободны в выборе философского языка, когда от изложения вероучения переходили к систематическому богословию. Здесь у них тоже была свобода. Они использовали язык среднего платонизма, Аристотеля, неоплатонизма. Что-то принимали, что-то отбрасывали. И все, что использовали, – переосмысливали. Нет ни одного философского термина в богословии Отцов, который не был бы переосмыслен.

Следовательно, в рабстве у античного неоплатонизма Святые Отцы не пребывали. Византийские мыслители создавали свой неоплатонизм. И они имели несколько степеней свободы: свободу вероучения, свободу формулировок на языке среднего платонизма, свободу в выборе того или другого неоплатонического языка.

Вообще существуют разные спекуляции на тему «отношений Афин и Иерусалима», а ситуация во времена формирования догматической теологии была другой, и эти спекуляции совсем не нужны. Потому что в реальности IV века или Византии все было иначе, чем предстает любителям судить обо всем глобально. И часто в истории богословия нет тех проблем, которые нужно было бы решать с помощью этих спекуляций.

Вот и Ваш вопрос не имеет смысла. Ведь, как я уже сказал, неоплатонизм в действительности не влиял на формирование православной догматической теологии. Но вопрос этот симптоматический. Следовательно, нужно писать детальные исследования, создавать новые учебники, чтобы отойти от лишних или неточных вопросов. Это уже будет хороший результат.

— Вообще, сплав христианства и философии в средневековье — это Божий Промысел или искушение для Церкви?

— Христианские мыслители творили собственную религиозную философию. Она была ответом на потребности, существовавшие в обществе. Эта христианская философия творчески использовала достижения античной философии. В связи из этим было много проблем и много достижений, а не какое-то одно большое искушение или один успех. Проблемы были тогда, когда богословы пытались что-то «исправить» в вероучении Церкви. Тогда они становились еретиками. Или тогда, когда в пыле полемики некоторые богословы относили к сфере вероучения собственные взгляды, которые были и являются лишь одной из возможных интерпретаций. Церковь имеет силу, чтобы спокойно пережить такие проблемы. Ничего не угрожает Церкви, если она держится вероучения. И если церковное руководство уделяет систематическое внимание развитию богословия.

— Большую заинтересованность вызывает Ваша версия раскрытия «тайны Дионисия Ареопагита». Каковы основания для отождествлять автора Ареопагитик с Иоанном Филопоном?

— Это очень интересная проблема. Что нам известно? В 510-ые годы впервые монофизитский патриарх и богослов Севир цитирует трактат «Об ангельской иерархии». Потом начинает цитировать другие части Ареопагитик. Почему эти цитаты были нужны Севиру? Потому что не хватало авторитетных цитат древних авторов для подтверждения учения монофизитов о единой природе воплощенного Сына Божьего. А в Ареопагитиках есть учение о единой энергии Христа, из которого, по мнению Севира, необходимо вытекает учение о единой Его природе. Православные протестуют, обвиняют монофизитов в фальшивке на собеседовании в 532 году, а затем принимают Ареопагики. Почему? Потому что Иоанн Скифопольский создает в 540-е годы основной массив комментариев на корпус, которые до сих пор почему-то во всех изданиях в России печатаются как комментарии св. Максима. И там дает ортодоксальное истолкование Ареопагитик. Такими были обстоятельства появления. Итак, Ареопагитики не могли быть созданными позже 510-х годов. Ранее их никто не цитировал. Следовательно, скорее всего тогда они и созданы. Раньше думали как? Ареопагитики создал Петр Ивер, умерший в 491 году. Почему Петр Ивер? Философское образование, современник Прокла, произведения которого, в том числе и наиболее поздние (а умер Прокл в 475 году), оказали влияние на тексты Ареопагитик. Но современная наука обнаружила чрезвычайно важный факт: около ста скрытых цитат и перифраз из произведений ученика Прокла Дамаския. Дамаский – это последний Диадох Афинской Академии, при нем ее закрыли в 532 году. Так вот, Дамаский обнародовал те произведения, которые цитируются в Ареопагитиках, в 510 году. Следовательно, Ареопагитики написано в 510-ые годы. Есть еще аргументы от истории литургии, их разбирает Рорем, но я в этом не специалист. Главное, что тоже подтверждается как дата написания трактата «О церковной иерархии» примерно 518-й год. Ареопагитики в эти годы должен был написать какой-то монофизит, который был гениальным философом. А кто тогда был таким философом? Лишь Иоанн Филопон! Так родилась гипотеза. Дальше она проверялась. У меня был готов анализ всех Ареопагитик, реконструировано богословское и философское учение. Ясно было, что это учение оригинальное, неповторимое, уникальное. Больше никто так не писал, как в Ареопагитиках написано. Оставалось прочитать Филопона. А это огромный корпус произведений! В 510-е годы он написал комментарии на Аристотеля, это несколько томов. Пришлось перечитывать. Учение его в ранних комментариях тоже оригинальное, уникальное. Он единственный философ, который в ранее средневековье критикует Аристотеля (много) и неоплатоников (немного). С каких позиций критикует? С позиций того же психологического и физического учения о деятельности и движении, которые в Ареопагитиках даны как метафизическое учение! Это уже был интересный результат. Дальше пришлось покупать в «Амазоне» произведение Филопона «Против Прокла» и внимательно читать, анализировать. В этом большом полемическом трактате развивается учение Ареопагитик о Божьей творческой деятельности! Причем это учение – весьма специфическое, необычное. Также совпадает учение о зле, о материи, о свободе, о Богопознании. Форма – другая. Язык – логический, сухой. Не такой, как искусственный язык Ареопагитик, сотканный из цитат и преобразованный в стиль гимнологических восхвалений Бога. Но учение – одинаково. Так что я должен был подумать? Есть человек, гений, опередивший свое время. Он создал уникальное учение, которое все современники не разделяют. И вот я должен думать, что был еще один какой-то христианский философ и монофизит, который все это написал? Это все равно, чтобы в Италии во времена Галилея был еще один Галилей. Или что в Нидерландах произведения Декарта писали пару человек. Ясно, что это один человек! Который при написании Ареопагик своим искусственным языком хорошо замаскировался, создал авторитетное произведение. Еще более интересно, что Филопон был предшественником современной экуменической теологии. Имел интересную модель соотношения богословия и философии, теологии и науки. На этом фоне его ошибки вызывают еще большую досаду. Если бы он их избежал, то был бы учителем Церкви!

— Кто еще из ученых поддерживает вашу гипотезу о Филопоне как авторе Ареопигитик?

— Очень мало людей читает Филопона. Те, кто читают Филопона, не занимаются Ареопагитиками. Но наука была близка к этому открытию, и слава Богу, что оно сделано в Украине. В 2009 году я напечатал статью «Об авторстве Ареопагитик». Как одна из версий авторства в новой «Антологии ортодоксии и гетеродокии» упоминается эта гипотеза и дается ссылка на мою статью. Историки философии и историки богословия уже давно спокойно относятся к тому, что автором Ареопагитик был монофизит. А что здесь такого? У Ярослава Пеликана есть статья о том, какие главные достижения Максима Исповедника. И он считал, что самое главное – это переинтерпретация в ортодоксальном русле тех фрагментов Ареопагитик, которые «работали на монофизитство», а затем, кстати, «работали на монофелитизм». Плохо, что Ареопагитики вместе с оригенизмом были источником учения иконоборцев. Вообще, Филопон, который взял себе псевдоним «Дионисий Ареопагит», создал и много хорошего: учение о движении, которое было позже принятое и развитое Галилеем, византийский неоплатонизм, Ареопагитики. Но создал и кое-что плохое, что работало на ереси. Так бывает. Но мне что – закопать в землю Ареопагитики, потому что есть проблемы? Теология не исчезнет от того, что вместо монофизита Петра Ивера в учебниках будут называть автором Ареопагитик монофизита Филопона.

— Вас не смущает тот факт, что Иоанн Филопон исповедовал тритеизм и имел другие еретические взгляды?

— То, что Филопона называли и называют тритеистом, – это результат путаницы. Он был одиночкой в Александрии, большой секты у него не было. В поздний период он написал полемические богословские трактаты. В них он использовал понятие «сущность» в том смысле, который был в «Категориях» Аристотеля. «Сущность» — это индивидуальная вещь, отдельное существо, личность. Филопон в свой поздний период считал лишь такой язык научным и его использовал. Ему оппоненты объясняли, что его привычка говорить о трех сущностях в Боге для ортодоксов значит, что в Боге три «божественности», три Бога. А он им говорил – у Вас язык неправильный. Действительно, согласно его языку выражение «В Боге три сущности» означает «В Боге три личности». Следовательно, тритеистом он не был. А вот монофизитом был, это точно. И христология его точно является разновидностью монофизитства, не только по терминологии, но и по сути. Но меня этот факт не смущает. Во-первых, я в его монофизитстве не виноват. Во-вторых, Церкви все равно, был автором Петром Ивером или Филопоном. Ничего в Церкви не изменится, даже если в учебниках по догматике не будет ссылок на Ареопагитики. Потому что и вероучение, и догматика базируются не на Ареопагитиках.

— Как влияла личность того или другого византийского неоплатоника на его богословие?

— Думаю, что влияние было таким же, как и всегда. Филопон-Дионисий и св. Максим были гениями, а потому написали гениальные произведения. Михаил Пселл был ограниченным человеком, который гордился собой, и написал много примитивных вещей. Он даже имел весьма странные представления о том, что неоплатоническая троица «Единое, Ум, Душа» – это то же, что и христианский Бог. Думаю, что ограниченные и гордые люди часто приходят ко всяким странным богословским концепциям. Правда, это бывает и с умными и смиренными тоже. Гарантий безошибочности не дает ни правильный духовный опыт, ни церковная должность.

— Какая перспектива христианского неоплатонизма в наше время?

— В двадцатом веке или сегодня чистый «христианский неоплатонизм» невозможен. Можно говорить только о влиянии на современную теологию. Есть влияние Ареопагитик, св. Максима Исповедника, св. Григория Паламы. Заметно растет влияние св. Максима. Думаю, что будет исчезать неопаламизм. А влияние св. Максима и Ареопагитик будет усиливаться.

Обращение к св. Максиму может привести к новому расцвету всего православного богословия. Учение о Боге, о Церкви, человеке, мире – все эти составляющие теологического мировоззрения могут значительно развиться под воздействием идей св. Максима. Кроме того, на основе богословия св. Максима можно создать «патристический синтез», то есть «Сумму теологии» православных отцов Церкви. А это может стать шагом к созданию и неопатристического синтеза – то есть такого современного православного «Систематического богословия», которое было бы полностью верным святым Отцам, но использовало бы современную мысль и давало ответы на современные вопросы. Относительно «Суммы» я уверен, что это возможно. Относительно «Систематического богословия» — еще не знаю, возможно ли такое написать. Но о. Георгий Флоровский об этом мечтал, называл неопатристическим синтезом. И неопатристика уже почти прошла как богословская парадигма, а синтеза все нет и нет.

Также думаю, что Ареопагитики и христианский платонизм Григория Ниского и дальше будут стимулировать развитие православной теологии, которая возникает как следующая после неопатристики парадигма. Уже сегодня мы имеем книги Иоанна Манусакиса, Девида Хардта. Они развивают постнеопатристическую теологию о. Николая Афанасьева, о. Александра Шмемана, митрополита Антония Сурожского в более теоретической форме. Там есть интересные достижения. Эти богословы каждый день думают над тем, каким может быть богословие в нашу эпоху, когда люди уже не верят в теории. В богословские теории тоже не верят. И вот все эти авторы рассуждают о богословской прагматике, о феноменологии религиозного опыта, о феноменологии христианского образа жизни в общине. И активно используют идеи Дионисия и св. Григория Нисского. Думаю, скоро к этому списку прибавят св. Николая Кавасилу. У нас об этом много думает Александр Филоненко, я имею большие надежды, что он напишет книжки не хуже, чем Манусакис и Хардт.

Следовательно, св. Максим Исповедник, Дионисий, св. Николай Кавасила – это те мыслители-неоплатоники, к произведениям которых будет постоянно обращаться православная теология в ближайшей перспективе. Что будет дальше – еще нельзя предвидеть.

— Вас можно назвать современным православным неоплатоником?

— Я уже говорил, что христианский неоплатонизм сегодня невозможен. На меня как богослова больше всего повлиял св. Максим. Но как философ я свободен от влияния неоплатонизма. Неоплатонизм является слишком метафизической методологией, а потому он мне не нравится. Как философ я сформировался под воздействием Канта, Николая Гартмана и феноменологии. А следовательно, я практически не могу быть неоплатоником. Если Вы изучаете коней, это не значит, что Вы должны на них ездить по городу. Так же, если Вы ездите на машине, это не значит, что Вам должно быть запрещено исследовать этих самых коней. Это вещи между собой прямо не связаны – изучение неоплатонизма и личная философская позиция. Так что мои оценки были бесстрастны, и каждый может в этом убедиться, прочитав книгу.

— Благодарю за разговор!

Беседовал Олег Карпенко.

Приобрести книгу можно в интернет-магазине Архе