Колонка Екатерины Щоткиной

Тысячелетний кредит

22.07.2013, 13:46
Тысячелетний кредит - фото 1

Страницу, открытую князем Владимиром (возможно, им, а может, и кем-то другим), пора перевернуть. Эта часть истории закончена. Через тысячу лет перед нами снова стоит вопрос о том, выбираем ли мы Христа. Лично мы. Каждый в отдельности. Без княжеской дубинки, загоняющей в «киевскую купель».

Екатерина ЩеткинаСмотрю по ТВ интервью с владыкой и ловлю себя на том, что сочувствую ведущему — он с таким напряжением, просто физическим усилием подбирает слова, обращенные к благообразному архиерею... Как если бы он говорил с ребенком. Или с человеком не вполне психически здоровым. Он как будто оправдывается, что вынужден задать такой э-э «неприличный» вопрос... А эти длинные вступления... Эта картинная серьезность, с которой произносится сущая банальность, над которой он сам бы посмеялся в курилке... Почему не говорить прямо? Пускай резко, зато короче и естественнее. Почему, например, не сказать «проститутка» вместо «женщина, которая продает свое тело за деньги» (сущий стилистический кошмар)? Парень, на что ты тратишь драгоценное эфирное время? Говори прямо — владыка не обидится. Он взрослый и психически здоровый человек. Он знает слово «проститутка» и еще много всяких других столь же неблагозвучных слов. Как говорил отец Браун, «священник очень много знает о грехе». Возможно, даже больше, чем тележурналист.

Он не одинок, этот ведущий. Сколько коллег консультировалось у меня на тему «как к нему обращаться». К «нему» — это к священнику, епископу, митрополиту. «Ваше Блаженство?» Что за цирк! Я же генералу не говорю «ваше превосходительство»! Ну, так называй по имени-отчеству. Или по фамилии – «господин имярек». Или по аналогии с генералом — «господин митрополит». Или «товарищ митрополит» — снова по аналогии с генералом. И ладно бы только это. А «как стать?» «А можно сесть?» «Косынку, что ли, брать»? «Тут женщины слева, а мужчины справа?» «А на колени надо становиться?» «А руки, руки куда деть?» Я знаю, многих «опытных» верующих это развлекает. Или раздражает – в зависимости от чувства юмора. Что ж, они покажут и расскажут, и даже, снисходительно похлопав по плечу, скажут, что это, мол, «не главное». Но сами и ручки правильно сложат, и в джинсах на службу не припрутся – ни Боже мой! И вам не велят. Священник, видишь, тоже на работу на метро ездит, но у него из-под подрясника зеленые кеды не выглядывают... 

Это чем-то схоже с комедией-дель-арте. Только персонажи не профанные, а наоборот, «священные». Здесь правят костюмы и декорации, правильное расположение на сцене, четко выверенные и своевременные жесты. И обязательно соответствие роли или, лучше сказать, маске. Именно поэтому церковь не может располагаться в типовой квартире типового жилого дома – не «благолепно», знаете. Именно поэтому даже в архитектуре церквей так мало собственно архитектурного поиска и новизны – они так и строятся «по образу и подобию» средневековых строений. Средневековье – в облачениях духовенства. Средневековье в способах коммуникации.

Один архиерей как-то пожаловался: сколько они ни пытались наладить адекватное общение между иерархией и мирянами, ничего не получалось. Встречи на нейтральных территориях, чаепития, круглые столы, неформальная обстановка прогулок и кафетериев – никакого результата. Ни одна, ни другая сторона не «раскрылась» — все приклеено улыбались, источали благообразие и послушание. Никто не говорил о том, что действительно тревожит – все остались такими, какими их хотят видеть (по их мнению) или «как приличествует сану». Сломать эту «игру по правилам» не получилось. На эти встречи можно было водить студентов театральных вузов, чтобы продемонстрировать систему Станиславского в действии: роль поднимается из глубины души актера, личина сама наползает на лицо. Всем любителям «традиции» надеть маски и радоваться!  

А разве не педалируется самими священнослужителями то, что «православие» или даже шире «Церковь» — это «наша традиция»? Церковь и стоит на страже всего «традиционного» — от сексуальной ориентации до обычая украшать рушниками иконы. «Симфония», согласно которой Церковь прислуживает светской власти – это тоже «наша традиция», со ссылкой на «первоисточник» нашего христианства – князя Владимира. Принять христианство, сделать его государственным проектом – была его идея. Рядом с сиятельным Крестителем меркнут нет только безродные Антоний и Феодосий Печерские, легендарный (или все-таки мифический?) Аскольд/Оскольд, христиане, которых уже было немало на Руси к тому времени, и которые нередко терпели гонения за свою веру, не только княгиня Ольга («крестительница» — это как-то несерьезно, женщина должна помнить свое место), но даже сам Андрей Первозванный. Высокое общественное положение Церкви – наша традиция. Представление о владыках как «князьях Церкви» — «князьях» в самом средневековом понимании этого слова – тоже наша традиция. Их имущественный статус, соответственно, тоже наша традиция. Равно как послушание паствы, сводимое к покорности и молчанию. 

Так чего же вы хотите?

Вот только между «бабушкиным сундуком», битком набитым традицией, и современной жизнью иногда пролегает пропасть. И тогда уповать на «традицию» и оправдываться ею – симптом незнания, неумения (или просто нежелания) иметь дело с вызовом сегодняшнего дня.

Впрочем, как писал поэт, «зачем нам век двадцатый, если есть уже девятнадцатый век?» Используя ресурс церковной традиции, ее сложившийся веками авторитет, можно еще продержаться какое-то время, игнорируя всяческие вызовы. Все, что нужно, – воспроизводить те традиционные формы, на которых этот авторитет держится.

Но проблемы подстерегают прямо за рампой освоенной и хорошо отлаженной сцены. Современный театр сделал понятие «кулис» условным. В чисто шекспировском духе спектакль давно вышел за пределы сцены. Упорное нежелание с этим считаться приводит к тому, что многие участники действа просто теряются, когда луч прожектора выхватывает их в самый неподходящий момент. И их хватает разве что на то, чтобы невразумительно пробормотать что-то о «вражеской руке», которая этим прожектором водит. Они никак не могут привыкнуть к тому, что кулисы и декорации больше не скрывают их частной жизни, их бизнеса, их политической деятельности. На «благолепную» картинку, впечатанную традицией в наши умы, совершенно неучтенно накладываются фото дохлых свинок из несанкционированного скотомогильника, сбивчивые строки новостей о пропавших и нашедшихся монахинях, злорадные комменты «идеологических оппонентов», гомосексуальные скандалы, на фоне которых уже почти привлекательно выглядят сожительницы иерархов и прижитые с ними дети, «дешевые лексусы», которые при всей своей дешевизне все равно дороже «дорогих брегетов». С ума сводящий коллаж, постепенно вытесняющий из разума обывателя то взлелеянное традицией представление о «Церкви», на котором до сих пор держится доверие к ней.

Доверие. Кто придумал это правильное слово? Не вера – доверие, вот что мы испытываем к Церкви. Беспредметное – потому что никто так и не потрудился уточнить, в чем именно или что мы ей доверяем, и что понимаем в этот момент под «Церковью». А ведь «доверие», которое многие церковники представляют как нечто само собой разумеющееся, имманентно присущее Церкви, глава которой – Сам Христос, – в нашем случае — всего лишь кредит. В данное время Церковь живет в кредит, который выдали мы сами, решив ей доверять. Церковь страдала, была угнетена, оболгана, унижена, местами физически уничтожена, частично превращена в сексота. Она повторяла судьбу общества в целом – поэтому ей, как плоти от плоти, только, в идеале, более сильной духовно, питающейся от незамутненных источников самой Истины, мы выдали этот кредит. Гарантии мы черпали в «традиции» — в тех «правилах игры», которые по сей день воспроизводим, несмотря ни на что.

На что он пошел, этот кредит? Кем и как используется? Как погашается? Когда князь Владимир крестил Русь, он выдавал кредит духовенству, ожидая взамен воспитания населения в правильных, княжеской власти выгодных настроениях. Сегодняшний кредит выдала не власть – его выдало общество, его выдали мы, а власть только «подтянулась», когда поняла, какие выгоды это ей сулит. Мы выдали этот кредит не «общине верных» и уж, конечно, не Христу – мы выдали его Церкви, которая воплощена в земном своем представительстве, в «официальных лицах», которые говорят от ее имени. Поэтому некрасиво прикрываться Именем Христовым духовенству, когда у него интересуются «откуда дровишки», в смысле, «брегеты». Осваивая средства, возвращая в свою собственность здания и земли, открывая счета в банках и коммерческие предприятия, выступая гарантами сделок и посредниками в финансовых спорах и т.п. духовенству стоило бы помнить о том, благодаря чему они могут это делать – благодаря нашему к ним  доверию.

Во многом слепому. Что особенно должно было бы настораживать тех, кто его использует почем зря. Потому что в данном случае доверие – не рациональный выбор. И обман его вызывает не досаду, а настоящую враждебность. Когда говорят, что против Церкви идет «информационная война», — говорят чистую правду. Но кто ее ведет? Кто входит во  «вражеский лагерь»? «Воинствующие атеисты»? «Оголтелые либерасты»? Масоны? Криптокатолики? Марсиане? Нет, это было бы слишком просто. Эту войну в большинстве своем ведут «обманутые вкладчики». Почему они обманулись – это отдельный вопрос. Но его тоже стоит задать тем, кто эти вклады принял. Да, многие из них ждали и требовали от Церкви совсем не того, что она могла и должна была им дать. Но что сделало духовенство, чтобы объяснить им их ошибку?

«Доверяя Церкви», выдавая ей кредит доверия, мы надеялись найти в ней опору, когда волна всестороннего нигилизма будет сбивать с ног. Мы надеялись увидеть в ней пример. Путеводную звезду. То есть, зачастую не отдавая себе отчета, люди надеялись с ее помощью увидеть Свет Истины, встретиться с Христом. Это «доверие» было первым маленьким шагом к обретению веры для тех, кто для веры еще просто не созрел. Совершенно естественно, что мы выдали этот кредит именно Церкви. И совершенно естественно поинтересоваться, на что она его тратит.

Потому что страницу, открытую князем Владимиром (возможно, им, а может, и кем-то другим), пора перевернуть. Эта часть истории закончена. Через тысячу лет перед нами снова стоит вопрос о том, выбираем ли мы Христа. Лично мы. Каждый в отдельности. Без княжеской дубинки, загоняющей в «киевскую купель». И нам по-прежнему нужен проводник на этом пути. Кто им станет, когда мы перестанем доверять епископам-олигархам, мирополитам-политикам, диаконам-блоггерам? Приходские священники-энтузиасты? Интернет-проповедники? Странствующие монахи? Самодеятельные толмачи Писания? Протестантские литераторы? Апостолы в потертых джинсах, напичканные электроникой, как рождественский гусь – яблоками? Может, все понемножку?

А может, это будет даже интересно?

Екатерина Щеткина

Последние колонки

Последние новости

Вчера
16 марта
15 марта