Патриарх Кирилл в Одессе и Днепропетровске: пастырский визит христианского консерватора

В своих выступлениях в Одессе и Днепропетровске патриарх Кирилл постарался не затрагивать темы «русского мира», сконцентрировавшись на проповеди общих принципов собственного христианского консерватизма.

Конечно, на встречах с патриархом строго отобранные люди задают примерно одинаковые вопросы, а свободной дискуссии с патриархом представить себе невозможно. Его цель – проповедь, а не дискуссия. И патриарх только жалеет, что нельзя закрыть рот интерпретаторам его слов. Несмотря на пожелание патриарха о том, чтобы его речи не анализировали и не интерпретировали, необходимость их прочтения очевидна. Патриарх явно сменил тон своих выступлений, а содержательно его речи наполнены в основном вполне приемлемым христианским консерватизмом и традиционализмом. Рассмотрение этого позитивного учения наиболее интересно, хотя и некоторые манипуляции сознанием слушателей, все-таки, тоже придется проанализировать (но о них – в конце статьи, уважая пожелания патриарха).

Христианский консерватизм патриарха Кирилла о необходимости традиционного мировоззрения

Патриарх Кирилл в своем христианском консерватизме постоянно обращается к самоочевидным положениям, из которых приходит к нужным для него выводам.

Человек как личность возможен только в обществе, а каждое общество основано на собственных традициях. Общество без традиций невозможно. Общество, отказывающееся от собственных традиций, обречено на кризис и в дальнейшем (если не произойдет возврата к традициям) – на гибель.

Традиция включает в себя различные виды мировоззрения, имеющие свои собственные знания, ценности, нормы поведения, критерии истины. Современное общество склонно признавать право на истину только за наукой. Но научное знание не отменяет человеческого чувства красоты (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229202.html). Также невозможно науке отменить или заменить религиозное чувство или познание человеком неписанного нравственного закона с помощью совести (http://www.patriarchia.ru/db/text/1227570.html).

Правовые нормы сами по себе не обеспечивают жизнеспособности общества и не сохраняют в неприкосновенности права человека. Для функционирования правовые нормы должны опираться не на голую букву закона и не на естественный закон разума. Сами по себе законы не обеспечивают собственного соблюдения. Патриарх признает существование естественного закона, но считает, что для современного человека такой закон не очевиден. Поэтому в реальной жизни человек соблюдает правовые нормы и избегает преступного поведения, потому что опирается на традиционные моральные, культурные, религиозные нормы.

Современный экономический кризис со всей очевидностью доказал, что без соблюдения определенных моральных норм обречена даже экономическая система общества. Свободный рынок сам по себе не может регулировать все и вся. Мировая экономика обречена погибнуть, если не будет найден механизм защиты от обманов финансовых спекулянтов. И такой механизм не может быть только законодательным, ибо законы всегда возможно обойти. Мировая финансовая система страдает от отсутствия доверия, от дефицита моральности в отношениях субъектов на рынке, от наводнивших рынок (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229213.html). В частности, патриарх сказал: «Есть нравственная природа человека, заложенная Богом, в соответствии с требованиями которой человек должен жить, а для того, чтобы человек помимо своего внутреннего субъективного восприятия нравственных истин имел объективное восприятие, дан объективный критерий, письменный закон, слово Божие.

Некоторые считают, что это закон обязателен только для личной жизни, а некоторые — что и для личной не очень обязателен. Но ведь нет, без этого закона не может существовать ни одна область общественных отношений, включая экономику. Если экономика построена на обмане, она нежизнеспособна. Если семейная жизнь построена на обмане, она нежизнеспособна, и так далее. Если человек живет постоянно во лжи, он никогда не будет ни успешным, ни счастливым.

Так вот, современная экономика построена в значительной степени на очковтирательстве, на создании денег из воздуха. Деньги являются эквивалентом человеческого труда и ценностей, которые Бог дал нам: угля, руды, нефти, интеллекта нашего, ноу-хау, физического и духовного труда. Но если сами деньги становятся ценностью, которой торгуют; если каждое предприятие выпускает свои собственные деньги в виде акций, которые поступают на столичный рынок и превращаются в никому не понятные ценные бумаги, которыми можно торговать и спекулировать; если на этих фантиках зарабатываются миллиарды, не подкрепленные ни трудом, ни реальным капиталом, ни ценностями, — как же такая экономика может существовать? Вот и расплачивается сегодня простой труженик, который ценности производит, за весь этот мыльный пузырь, который надо спасать, потому что для всей банковской системы нужны реальные деньги, результат нашего труда. И во всем мире не нашли никакого другого способа, кроме как взять у людей деньги и вложить их в экономику, чтобы ее спасти». (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229213.html).

Патриарх Кирилл как богослов выступает против войны с традиционными ценностями, которую развернули сегодня на Западе последователи неолиберального и постмодерного мировоззрения. Патриарх при этом строго различает модерн (Новое время) и постмодерн (эпоху глобализации и постиндустриального общества) как эпохи в истории человечества, которые сами по себе не плохи, и мировоззрение – «модернизма» и «постмодернизма», враждебные традиционным ценностям, а значит, несущие угрозу существованию общества и человечества. Поэтому «существование либеральных институтов в экономике, политике, социальной жизни и межгосударственных отношениях приемлемо, целесообразно и морально оправданно только в том случае, когда одновременно не насаждается принцип философского либерализма применительно к личности и межчеловеческим отношениям» (Патриарх Кирилл. «Свобода и ответственность: в поисках гармонии», с. 34).

Очевидность естественного нравственного закона

Выступая в Одесской национальной юридической академии, патриарх развил собственное учение о естественном нравственном законе: «Совершенно очевидно, что человек отличается от всего живого в мире наличием нравственного начала, нравственного измерения жизни. Существует множество подходов к определению того, что есть нравственность. Собственно, два из них доминируют: религиозный подход, который связывает нравственность с Божественным вмешательством в человеческую жизнь, и нерелигиозный подход, который обуславливает выявление нравственности социальными, экономическими, культурными и прочими факторами. Для меня этот нерелигиозный подход всегда был малоубедительным, потому что, если бы действительно было так, то существовало бы много нравственных подходов, нравственных оценок, нравственных характеристик. У людей не было бы универсальных ценностей — тех, что мы теперь называем общечеловеческими. А если везде и повсюду убийство считается грехом и преступлением, если везде и повсюду ложь является грехом и преступлением, хотя и очень часто употребляется людьми, если везде и повсюду обижать слабого — это грех и преступление, — то это свидетельствует о наличии совершенно объективного начала человеческой нравственности. Собственно говоря, получив в акте творения этот нравственный закон сердца, человек получил некоторую неписаную конституцию.

Удивительно, ведь это неписаный закон! Где, на каком уровне сознания все это оформилось? Какой же силой обладает этот импульс, что он не угасает на протяжении всей человеческой истории, в любом культурном, социальном, политическом и экономическом контексте! И для австралийские аборигенов, и для североамериканских янки, и для русских и украинцев — везде одна и та же система нравственных ценностей!

Когда первые люди согрешили, они стали преступниками, они нарушили закон, а изгнание из рая было первым судом, первым наказанием. И удивительно: Господь изгоняет людей от общения с Ним как неспособных находиться в этом общении, но Он не лишает их нравственного закона, и люди понимают, что в этом нравственном законе, как на маленьком островке, осуществляется их спасение.

Эти нравственные принципы никем не написаны — до появления Моисеевых десяти заповедей вообще они нигде не были сформулированы рационально и сохранялись лишь на уровне чувства, на уровне того, что мы называем совестью, на внутреннем уровне. И именно для защиты нравственных ценностей как непременного условия выживания человеческой общины возникает право. Право есть способ защитить нравственные ценности. Я думаю, что вы все об этом должны помнить. Собственно, так и происходит: люди с уважением относятся к законам, когда эти законы соответствуют нравственным принципам, положенным Богом в основу человеческой жизни.

А что же происходит, когда законы не соответствуют нравственным критериям? Такое в истории бывало. Расистские законы в Германии, законы апартеида в Южной Африке, большевистские классовые законы, сословные законы в якобинской Франции — ведь это тоже были законы, которые, кстати, часто принимались демократическим путем, с поправками на особенности режима и времени. За них голосовали, они были выражением настроений общества, но сердцем люди не принимали их.

Я посещал Южную Африку еще во время апартеида, и я был одним из первых граждан Советского Союза, который встретился с Нельсоном Манделой после его освобождения. Мы заговорили тогда о законе, и я, как бы провоцируя его на некоторую откровенность, сказал: «Вот как же так — законы принимаются демократическим путем в Южно-Африканской Республике, а Вы выступаете против законов. Что же, Вы разрушаете систему права?» Я не помню, к сожалению, слов, которыми он выразил свою мысль, но она сводилась к следующему: тем хуже для закона, если закон неправедный; несправедливый закон освобождает людей от его исполнения. «А что же является критерием справедливости?» — спросил я. И тогда этот человек мне сказал: «Нравственное чувство, совесть наша».

Я думаю, что очень важно помнить: закон призван артикулировать нравственную идею, ограждать ее от эрозии и разрушения и воспитывать на основе нравственных принципов общество. Когда мы говорим о якобинцах, о Гитлере, о большевиках, нам кажется, что это какое-то давно прошедшее время. Но нечто аналогичное происходит сегодня, когда ложно понимаемые идеи индивидуальной свободы приводят к тому, что люди принимают законы, которые ставят на один уровень естественные брачные отношения и гомосексуальные связи… Растворяется, нивелируется, исчезает понятие греха — нет такого понятия, а есть понятия выбора, плюрализма, множественности взглядов и подходов!

Но если не будет понятия греха, если современное право разрушит нравственное начало, где же тогда тот критерий, о котором говорил Мандела? Тогда любые законы примут, самые страшные и самые нечеловеческие законы! Все будет зависеть от того, сколько денег будет вложено в пропаганду этих законов и как будут масс-медиа работать, околпачивая людей.

Таким образом, право должно стоять на защите нравственного чувства, нравственного состояния людей». (http://www.patriarchia.ru/db/text/1227570.html)

Интересно, что это учение совпадает с традицонным католическим учением о нравственном законе. Патриарх даже делает вывод о необходимости неподчинения закону, противоречащему естественной нравственности (напомним, что это учение привело в свое время католиков Филиппин к революции против диктатуры): «Что делать, если закон вступает в противоречие с фундаментальными нравственными принципами?

В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви сказано, что в случае, если закон или власть склоняют людей ко греху, христианин имеет право на гражданское неповиновение. Это не призыв к насилию, революции или открытому насильственному конфликту. Это призыв к внутренней свободе, это призыв сохранять нравственную свободу даже в том случае, если политическая система начинает человека склонять ко греху» (http://www.patriarchia.ru/db/text/1227570.html).

Таким образом, патриарх считает, что есть общие религиозные ценности всего человечества, которые являются основой для общечеловеческой традиции морали. Их объем в целом совпадает с нормами Декалога. Почитание Бога, учение о непреходящей ценности человеческой жизни, признание реального различия между добром и злом – вот основа, признаваемая практически всеми традиционными религиями. Примечательно, что в своих речах и книгах, Патриарх предпочитает не настаивать на нормативности для общественной жизни собственно евангельских заповедей. Действительно, правовая жизнь общества коренится скорее в нормах Декалога, чем Нагорной Проповеди. Идеал, возвещенный Христом, есть идеал добра сверхъестественного. Христос учил, как быть «сынами Божьими». Но прежде чем стать таковыми, надо быть людьми. И этому учит как раз Декалог. Патриарх Кирилл считает не случайным, что аналогичные Декалогу нормы существуют практически во всех религиозных традициях. Люди находят эти нормы непосредственно, «интуитивно» (см. «Свобода и ответственность: в поисках гармонии», с. 57, прим. 5). Совесть является проявлением этой общечеловеческой интуиции, религиозного чувства или же веры (Митрополит Кирилл. Слова пастыря. О Вере.). Идеал евангельской морали не отменяет этих общих для всех религиозных традиций норм, но радикализирует моральные требования. Поэтому и Евангелие учит нас традиционной религиозной морали («Свобода и ответственность: в поисках гармонии», с. 63).

Традиционализм против либерализма

Традиционные религиозные ценности не существуют сами по себе, «в безвоздушном пространстве». Они существуют постольку, поскольку воплощаются в религиозном образе жизни. Ценности сами по себе значимы, но их существование обеспечивается тем, что есть личности и общества, которые эти ценности воплощают в своей жизни. Одного исповедания правильности ценностей недостаточно. Ценности эти есть ценности реальной религиозной и моральной жизни, которая существует здесь и сейчас.

Естественно, что одним из важнейших требований общей религиозной морали является уважение и почтение к святыням, существующим у различных народов и культур, к различным религиозным образам жизни. Не могут быть общечеловеческими те нормы, которые предусматривают пренебрежительное отношение к святыням. Нельзя признать правомерным требование отказа от того или иного образа религиозной жизни. Традиции сами по себе – святы. Религиозный образ жизни есть способ существования и передачи традиций. Агрессивное противодействие религиозным традициям со стороны «светского общества» является уничтожением того фундамента, благодаря которому эти общества существуют. Ведь «совершенно ясно, что обезбоженная мораль в полной мере являет сегодня свою несостоятельность, неспособность удерживать людей от нравственной деградации, со всеми выкающими из этого последствиями» («Свобода и ответственность: в поисках гармонии», с. 65).

Христианская традиция является не только устным Преданием. Основополагающие нормы ее записаны в Святом Писании. И Писание, и Предание святы. Православные христиане не могут отказаться ни от Писания, ни от Предания. Между тем, ряд норм Писания и Предания осуждают те нормы поведения, которые неолиберальные идеологи хотят утвердить как общезначимые. Писание и Предание не предусматривают уважительного отношения к человекоубийствам путем аборта или к однополым отношениям. Православное богословие считает ошибочными и греховными перетолкования Писания у тех христиан, которые оправдывают такого рода грехи. Согласно с буквой и духом Писания есть грехи, которые вопиют к небу и совершители их Царства Божия не наследуют. Библия ясно учит, что общества, в которых эти преступления процветают, погибнут. Задача богословов и православных пастырей проста: предупредить грешников о гневе Божием, и о том, что наказание за эти действия понесут не только они, но и все общество. Но наиболее тяжким преступлением против правды Божией, по мнению Патриарха, является пропаганда осуждаемого религией образа жизни как нормативного. Напоминания о греховности этого образа жизни уже вызывают преследования на Западе, и терпимость по отношению к меньшинствам оборачивается нетерпимостью по отношению к большинству. Патриарх затрагивает тут центральный для современного Запада вопрос: где же граница между предусмотренным демократией правом большинства устанавливать законы и правом меньшинства на уважение своей специфики? Сегодня политкорректность достигла такой точки, что права большинства в пренебрежении, что и порождает «правую опасность». Патриарх констатирует, что ответственность за рост популярности на Западе правых, анти-эмигрантских и фашистских настроений лежит на неолибералах, которые упустили из виду приоритетность прав большинства.

Патриарх обвинил западное христианство, особенно протестантов Запада, в следовании либеральному мировоззрению, отходу от слов Писания и норм естественного закона. «Если вера и Церковь перестают четко и ясно говорить людям, что есть добро, а что – зло, они перестают быть нужны. Если богословие становится служанкой светской философии, политкорректно обслуживая современную философскую и политическую моду, то оно перестает быть нужным. Такое богословие остается богословием в ученых кабинетах, в узком кругу элиты, но оно не затрагивает сердца миллионов людей. И то, что сегодня пустеют, например, протестантские храмы Западной Европы, является результатом этого глубочайшего кризиса в западном христианстве, в первую очередь, в протестантских конфессиях» (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229213.html). Консервативное руководство Католической Церкви заслужило похвалы патриарха: «С приходом Папы Бенедикта XVI многое изменилось в положительную сторону. Его публичные выступления соответствуют нашему пониманию нравственности, семейных ценностей, проблем международных отношений. Это вселяет некую надежду на то, что появляется очень много общего в той позиции, которую христиане должны совместно исповедовать перед лицом внешнего мира» (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229213.html).

Противоречие консерватизма патриарха и либерализма Запада принципиально из-за различного понимания ценности свободы. Либерализм и неолиберализм считают свободу главной ценностью, основополагающей для современного общества. Патриарх утверждает, что свобода сама по себе есть свобода выбора, а выбор инструментален: в конце концов все человеческие выборы важны настолько, насколько они моральны, а моральный выбор есть выбор между добром и злом. Патриарх считает, что граница между добром и злом не относительна. Добро есть добро само по себе, а не потому, что оно нам нравится. Человек уничтожает самого себя выбором зла. Выбор же добра является сохранением себя и открывает путь к саморазвитию. Человек на пути морального добра становится человечней, обретает духовное достоинство. Выбор добра сообщает человеку ту свободу, которая уже не инструментальна: свободу от зла, свободу для творческого приумножения добра и любви. Эта свобода ценна. Конечно, Бог сотворил человека со свободой выбора, сохраняет ее и не ведет человека к добру насильно. Свобода выбора – одна из черт человеческой сущности, созданной по образу Божию. И без свободы невозможно существование других Богообразных качеств человека – например, разумности. Но все же более ценной является свобода от зла, свобода творения добра. Эта свобода делает человеческую личность подобной Богу, делает людей «сынами Всевышнего». Человек сотворен для этой свободы, неинструментальной и не относительной, но вечно и абсолютной. Отсюда ясно, что гуманизм христианства является позитивным, содержательным. А гуманизм либерализма – пустым и формальным. Современное общество на Западе надежно защищает право человека на выбор, но неужели в этой борьбе должно погибнуть фундаментальное для сохранения человечности учение о реальном различии между добром и злом? Ведь между ними в конце концов приходится выбирать человеку. Патриарх не призывает организовывать общество таким образом, чтобы навязывать личности выбор добра. Патриарх только критикует такое устройство общества, при котором навязывает выбор зла, отрицается реальность различия между добром и злом, выбор добра порицается как якобы отрицающий свободу выбора.

Для региональной традиции бывшей Российской империи патриарх считает основой традиции православное христианство, также как в Америке основой национальной культуры является англо-саксонское культурное наследие, а во Франции – католицизм (http://www.patriarchia.ru/db/text/1227588.html). Действительно, для наций России, Украины, Беларуси православное христианство является «несущей конструкцией» их национальных культур. Однако возникает вопрос: одинаково ли воспринято православное христианство этими народами? Означает ли единство Киевской купели, что и сегодня сохраняется культурное единство, созидающее из украинцев, русских и белорусов некую «сверхнацию»? Согласно с патриархом, события, произошедшие тысячу лет назад, имеют такую силу, что препятствуют формированию у русских, украинцев и белорусов полноценных модерных наций.

Конечно, учение о сохранении культурного единства времен средневековья в эпоху модерна и постмодерна – самое слабое звено в христианском консерватизме патриарха. Тут он явно идет против исторической правды, стараясь навязать русским, украинцам и белорусам чувства и мысли средневековых русичей. Время единства давно ушло, самостоятельные православные нации уже сформировались, и каждая из них имеет право на своего предстоятеля, своего патриарха, согласно с 34-м апостольским правилом. Учение о единой для восточных славян сверхнации необходимо патриарху, чтобы оправдать отступление от канонов, каким является существование единого патриархата для русских, украинцев, белорусов.

При этом патриарх далек от того, чтобы идеализировать Россию или восточно-православную цивилизацию. По мнению Патриарха, православные ценности нуждаются в гораздо более глубоком воплощении, чем это наблюдается сегодня в России и других странах православной традиции. Патриарх Кирилл солидаризуется с мнением богослова Михаила Чельцова, согласно с которым необходима христианизация жизни народов. При этом главное, чтобы христианство «проявилось в жизни во всей присущей ему силе, раскрыло бы в единстве бытия веру и жизнь и дало бы христианскую государственность, общественность, экономику, культуру, науку – словом, христианизировало бы жизнь во всех ее проявлениях» («Свобода и ответственность: в поисках гармонии», с. 45).

Христианизировать должна в первую очередь сама Церковь. Слишком часто в храмах вместо христианского духа встречается дух торговли требами, вместо соревнования в проповеди Евангелия, о котором писал Апостол Павел, идет борьба за власть.

Христианизироваться должны верующие. Слишком часто личный и национальный эгоизм преобладает над христианской любовью в душах людей. Верующие от низов до верхов современного общества выбирают хлеб земной вместо хлеба небесного, власть на земле вместо Царства Божьего, гордость вместо смирения – и тем самым искушаются теми тремя способами, которыми дьявол пытался искусить Христа в пустыне.

Христианизироваться должны общество и государство, ибо и эта «плоть» без «духа» традиционным религиозных ценностей «мертва».

Некоторые особенности речей патриарха в Одессе и Днепропетровске

Все речи религиозных лидеров содержат в себе элементы идеологических манипуляций. Не избежал этого неизбежного зла и патриарх.

Во-первых, в речи в Днепропетровске единство Тела Христова отождествляется в единством РПЦ, а также с единством «сверхнации» русского мира. Нахождение вне РПЦ характеризуется как состояние «ненависти».

Во-вторых, благополучие народов связывается не просто с соблюдением норм религиозной традиции и нравственной жизни, а с единством Церкви, и даже более узко – с единством РПЦ.

В-третьих, общество верующих РПЦ характеризуется как единство любви, чувствующее, что «с нами Бог!» (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229235.html), а все находящиеся вне его характеризуются так: «Но мы знаем и другие многотысячные собрания людей, куда люди приходят, потому что у них боль, несогласие или какой-то внутренний разлад с окружающим миром. Мы знаем, какой злобой светятся глаза, какой ненавистью они горят, как вздыбливается все человеческое существо. Люди тоже пришли со своими проблемами, как вы сегодня пришли, но вместо радостных и спокойных лиц — злоба, ненависть, готовность идти «стенка на стенку»… (http://www.patriarchia.ru/db/text/1229235.html). Ясно, что рационально познать такие различения невозможно, и критерием познания должны быть религиозные чувства (http://www.patriarchia.ru/db/text/1225516.html). В общем, опять возникают схемы примитивного манипулирования: «мы и они», «с нами Бог, с ними – дьявол», «у нас любовь и единство, у них – ненависть и разделение».

Для поднятия собственного авторитета патриарх старается быть своим для всех: для «общественности Одессы», для людей науки, для рабочих высокотехнологических предприятий, для молодежи. Единственные, к кому патриарх не обращается до сих пор с месиджем «я свой», – люди украинской идентичности. Однако, можно ожидать и даже такого обращения. Еще перед прошлым визитом такие ожидания были в УПЦ распространены. Интервью патриарха Василию Анисимову рассеяло такие надежды. Сегодня уже очевидно, что достучаться до сердца украинцев все-таки нужно для будущего РПЦ в Украине. Поэтому появляются такие проекты, как украинская версия официального сайта Московского патриархата (http://www.risu.org.ua/ru/index/all_news/orthodox/moscow_patriarchy/36512/).

Сегодня патриарх Кирилл в целом поднимает собственный авторитет в Украине до такой высоты, на которой ему может составить конкуренцию только один человек такой же «весовой категории» – патриарх Филарет. В значительной степени авторитет патриарха Филарета поднимается сейчас за счет противопоставления: «Патриарх Русского мира Кирилл» – «Патриарх Украины Филарет». Не зря прошлый номер «Тижня» вышел с подписью под портретом Филарета «Український патріарх». Действительно, для православных Украины ситуация обостряется до выбора «или-или».

УАПЦ героически старается «уйти под Константинополь». Однако, эта попытка, санкционированная на юбилейном соборе явно последняя. Уже осенью можно ожидать переговоров об объединении УПЦ КП и УАПЦ, при котором УАПЦ имела в единой Церкви права аналогичные к правам РПЦЗ в РПЦ. У патриарха Филарета и митрополита Мефодия явно есть конкурент, перед лицом которого нужно если не полное единство церквей, то хотя бы их содружество и взаимное причастие. Проект единства УАПЦ с УПЦ МП окончательно утратил свою привлекательность. Слухи о возможном принятии патриархом на себя предстоятельства в УПЦ МП заставляют украинских раскольников избегать любого варианта единства с Киевской митрополией.

Патриарх Кирилл находиться в плену противоречия, из которого нет выхода: если не отказаться от учения о Русском мире, то нельзя привлечь к себе украинских «раскольников» даже в отделенном будущем. Ведь учение о русском мире – это учение о православных ценностях, русском языке и культуре и особой традиции русской государственности. Это новое издание формы «православие-народность-самодержавие» принципиально неприемлемо для украинских православных. Но отказаться от русского мира невозможно, поскольку непонятно, как тогда объяснять необходимость единства Московской патриархии. Украина – зрелое государство, в котором происходят демократические выборы, которое дружественно России. Почему же нельзя к Украине применять 34-е апостольское правило?

Ясно, что при таких обстоятельствах следует ожидать развития событий по двум альтернативным сценариям. Или будет нарастание пропаганды Русского мира, и речи в Одессе и Днепропетровске – передышка перед новым рывком. Или будет частичный отказ от учения о Русском мире и политики малых шагов навстречу украинцам. Например, после открытия украинской версии сайта МП закономерно ожидать открытия образцово-показательного украинского прихода в Киеве: с украинским языком богослужения и проповеди. Такого рода шаги всегда вышибали почву под ногами у патриарха Филарета, и патриарх Кирилл в принципе способен на такие действия.

Ажиотаж вокруг визита, внимание к каждому слову патриарха Кирилла наглядно демонстрируют, какого сокровища лишена Украина. Собственный признанный христианским миром патриарх мог бы стать неформальным лидером нации и сыграть выдающуюся роль в ее развитии.