Кризис образования и образование в эпоху кризиса
Слово кризис очень хорошо характеризует не только способ бытия человека в мире, но и способ бытия самого мира. Мы так свыклись с этим словом, что теперь не понятно, можно ли жить без кризиса, вне кризиса, по ту сторону кризиса. Финансово-экономический кризис 2008 года оставил так много последствий, что не совсем ясно, закончился ли он. Можно назвать наше время кризисным, можно посткризисным, можно предкризисным, все это будет верным, и везде будет одно и то же слово, слово-символ, слово-предупреждение.
Кризис вынуждает нас задавать крайние, предельные вопросы вроде «быть или не быть?», причем если и возможно «быть», то это предполагает «быть другим», чем доныне.
Теперь я хочу связать между собой два типа кризиса, упомянутые в названии моего выступления. «Кризис образования» – внутреннее дело образовательной системы; накопились проблемы, решить их по-старому не могут, но зреют новые решения и новые силы, которые помогут из кризиса «выйти».
«Образование в эпоху кризиса» - это ситуация не внутренняя, а глобальная, поэтому из «кризиса образования» уже некуда «выйти» - если кто и вышел из кризиса внутреннего, то тут же попал в кризис всеобщий, всеохватный, вездесущий. Вот и получается, что выйти из кризиса нельзя, он хронический, бесконечный, безвыходный. Вот и получается, что преодолевая внутренние образовательные кризисы, нужно учитывать контекст глобальной неопределенности, учиться жить в состоянии кризиса, свыкнуться с его подавляющим присутствием, и при этом добиваться успехов, побед, прорывов на своем участке ответственности.
Я остановлюсь лишь на трех факторах, которое определяют кризис эпохальный, которые мы не можем вычеркнуть или игнорировать, но на которые мы можем по-христиански отвечать изнутри сферы образования.
Первый фактор – ускорение и перенасыщение жизни в информационном обществе. При постоянном ускорении жизни и ужесточении ритма времени на образование «с отрывом от производства» практически не осталось или не оставили.
Люди новых поколений настолько спешат жить, что не хотят тратить время на учебу. Точнее, они хотят учиться тому, что помогает им жить лучше. Т.е. они не хотят и не могут выделять отдельное время на учебу, они предпочитают учиться изнутри жизни, не выходя из нее, не закрываясь в аудиториях и не подвергая себя экзаменационным стрессам.
Вечный вопрос о связи жизни и учебы становится предельно злободневным. Ответить на него можно более гибкими форматами обучения, индивидуализацией подходов, встраиванием обучения в жизнь, когда учеба не будет преподноситься как приуготовление к жизни (отсрочка жизни, задержка старта) или отрыв от нее (трата драгоценного времени в искусственной среде), но как часть жизни, как условие ее динамики, успешности, перспектив.
Второй фактор – безОбразность мира, распад привычных образов мира и человека. Картина мира настолько плюральна, что не понятно, какой образ мышления, жизни, человека, мира должно формировать образование. Понятно, что образ должен быть соответствующим, т.е. должен соответствовать заданному, верному, образцовому образу. Но в отсутствие образца, в отсутствие согласия относительно того, что считать образцом, в преподавательском коллективе и затем в учебной аудитории возникает хаос, без сопоставления с первообразом, разнообразие превращается в безобразие.
Ответить на проблемы образования без образа можно христианской персонологией, согласно которой человек сотворен по образу Божьему. Соответственно, образование в этой перспективе возможно лишь как воссоздание в человеке образа Божьего, постижение замысла Божьего о человеке, воспитание человека согласно этого замысла.
В эпоху дегуманизации, когда человек – всего лишь потребитель товаров и жертва технологий, напомнить об образе Божьем в человеке означает вернуть ему высочайшее достоинство и высочайшее предназначение. Логика образовательных реформ и общественных трансформаций такова, что при молчании христиан-педагогов вместо образования-творения человека по образу Божьему скоро наладят конвейерное образование-производство человекоподобных по образу Шарикова.
Третий фактор – забвение «вечных вопросов». Философские или религиозные вопросы о существовании Бога, смысле жизни, потустороннем мире стремительно исчезают из повестки дня. Похоже, атрофируется сама способность задавать похожие вопросы, и даже чувствительность к ним, способность их слышать.
Так одним из феноменов современного западного мира стало постхристианство – состояние нечувствительности, безразличия, отстраненности от своего же духовного наследия. Христианство не стало ненавистным для студентов и учеников, оно стало безразличным. Поэтому по-настоящему пугает не содержание мировоззренческих дискуссий, а их отсутствие.
Ответить на это молчание, на эти отсутствующие вопросы можно не вбиванием в непокорные головы христианских ответов, которых никто не ждет и которые вызовут лишь отторжение, а переформулировкой ответов в вопросы, обострением этих вопросов, их неподдельной искренностью, их пугающей прямотой.
Христиане-педагоги не должны учить свысока, поддаваясь иллюзии ясности и знания. Они должны молчать вместе с учениками, слушать голоса аудитории, оставлять вопросы открытыми. Характер современного вопрошания таков, что у аудитории нет вопросов, а у педагогов нет ответов, поэтому вопрошать нужно о самой возможности вопрошания.
Один из способов думать и говорить о вечных вопросах – использовать непрямые пути передачи смыслов, нерелигиозную форму, культурно адекватную и узнаваемую упаковку духовного содержания. Прямые ссылки на веру и Бога устарели и больше не работают.
Поэтому христиане не могут более игнорировать современную культуру, лишь через нее, изнутри нее возможен разговор о Боге. Но специфика ее такова, что там нет простых рецептов, ясных ответов, пафосных проповедей, вымученных улыбок. Так что вопрос возвращается к самим христианам – способны ли они говорить о Боге без упрощений, без агитации, без манипуляций.
Я упомянул лишь три фактора, которые показывают тесную связь проблем, накопившихся в образовательной среде, с более широким контекстом общественных перемен, сдвигами в сознании, технологиях и культуре. Вовсе не нужно ожидать от христиан-педагогов ответов на вышеупомянутые вопросы. Скорее напротив, сами христиане должны искать, ждать, слушать ответы, которые могут прозвучать как внутри их сообщества, так и со стороны внешнего мира.
Изнутри кризиса никто не в состоянии помыслить даже саму возможность посткризисного мира, а значит ответы невозможны как результат нашего христианского гения или упорного труда, но они приходят как дар в процессе нашего мужественного вопрошания, открыться которому мы все приглашены во исполнение нашего христианского призвания и в силу окружающей нас неопределенности.
Михаил Черенков
